Продолжаю цитировать себя:
Следует отметить, что в отношении советских нововведений имел место как молчаливый саботаж, так и открытое сопротивление. Некоторые люди не стеснялись публично выражать свои сомнения в эффективности коллективного ведения сельского хозяйства. Другие не только отказывались сами, но и убеждали односельчан воздержаться от вступления в колхозы. Случались одиночные и групповые выступления, направленные на подрыв колхозной деятельности, выражавшиеся в порче колхозного имущества, избиении, а в исключительных случаях – убийствах или покушениях на убийство активистов и колхозников.
В 1931 году районная газета ввела в обиход термин «беляевщина», по фамилии семьи из Жостово, занимавшейся деятельностью, якобы подрывающей колхозное дело. А по фамилии председателя Клязьминского сельсовета и колхоза им. Коммунистического РИК’а (тоже 1931 год), было поименовано явление «володинщина».
Осенью 1931 года в деревне Сухарево случилось чрезвычайное происшествие – поджог скотного двора колхоза «Новая жизнь». Сельскохозяйственные и промышленные коллективы Коммунистического района выразили официально своё негодование по поводу «вылазки классового врага» и организовали материальную помощь пострадавшему колхозу.
Несмотря на радужные перспективы коллективного ведения сельского хозяйства, которые рисовали агитаторы, в реальности колхозы, на первых порах своего существования, испытывали немало проблем. Посевной и уборочный планы спускался «сверху», порой они были изначально далеки от реальности, и могли неоднократно корректироваться в сторону увеличения. В связи с этим возникали скандальные разборки на среднем и низшем административном уровнях, нередко дело доходило до суда.
К началу 1930-х гг. стало общей публичной тенденцией усматривать в различных нарушениях любой степени тяжести (будь то пьянство, прогул работы, задержки в выполнении производственного плана, посевной кампании по объективным и субъективным обстоятельствам, хулиганство или убийство в целях ограбления и т.п.) происки врагов, пособничество идеологическим противникам, дискредитацию власти; обобщённо говоря – «вредительство» по мотивам «классовой ненависти».
В апреле 1931 года руководящий актив колхоза «Габо» получил различные взыскания, был снят с должности председатель сельсовета. Причиной тому – отставание в темпах по увеличению посевной площади, невыполнение плана по выработке кормовой базы и другие недостатки в работе. Председателей Ерёминского, Жостовского, Рождественского сельсоветов президиум РИК’а в 1931 году постановил отдать под суд.
Практически независимо от степени вины, более жёсткие приговоры выносились ответственным лицам и «классово чуждым» (бывшим чиновникам, купцам, зажиточным крестьянам, лавочникам, ремесленникам), а те, кто административных должностей не занимал и имел «правильное» социальное происхождение, при прочих равных могли отделаться общественным порицанием.
С 1931 года с целью взаимной выгоды к каждому району Москвы был прикреплен сельский район Московской области. В связи с этим райкомы партии обязали партийные организации предприятий установить связь со вновь выделенными подшефными районами. Профсоюзные и шефские организации Москвы помогли организовать в подшефных районах 600 изб-читален, 36 клубов, три дома культуры, открыть 152 школы, 1097 яслей, 517 детских садов и площадок, 197 пунктов ликвидации неграмотности, а сельскохозяйственные предприятия, в свою очередь, брали на себя обязательства обеспечить москвичей картофелем, фруктами, овощами.
Для обеспечения колхозов сельскохозяйственной техникой 5 июня 1929 года Совет труда и обороны принял постановление о повсеместном создании машинно-тракторных станций (МТС), которые осуществляли обслуживание и ремонт тракторов, комбайнов и другой сельскохозяйственной техники и сдавали её в аренду колхозам. В 1931 году на пленуме РИК’а был поставлен вопрос о создании такой станции в Коммунистическом районе. Финансовую сторону планировалось обеспечить путём заёма средств у населения под акции «Трактороцентра».
Здесь следует подробнее пояснить организационно-финансовую сторону вопроса. Дело в том, что в 1930-е годы получила широкое распространение практика внутренних займов среди населения, как государственных (оборонных, народно-хозяйственных), так и местного значения (на постройку производственных объектов и инфраструктуры). Эти займы назывались добровольными, но фактически выплаты по ним были обязательными. В среднем гражданин СССР тратил только на госзаймы 2-3 месячные зарплаты в год. И это – помимо налогов и иных платежей! Находились люди, которые осмеливались открыто выражать недовольство грабительскими поборами в диалоге с властями или на страницах официальной прессы, не говоря уже о частных беседах в трудовых коллективах, среди соседей и знакомых.
Государство получало от займов столько же, сколько приносили все остальные налоги и сборы с населения. В целях убеждения людей подписываться на займы была развёрнута мощная агитационная кампания.
Неудивительно, что для привлечения средств по займам требовалась не только серьёзная агитационная работа. Были задействованы все способы принуждения, вплоть до угрозы репрессий. Такое отношение неизбежно порождало сопротивление, которое, впрочем, мало кто решался выказывать открыто. Тем не менее, саботаж принудительных поборов можно проследить в таких вот поступках: «Школьники [селения Вешки], принимая активное участие в распространении займа «Третьего решающего года пятилетки», применяя методы соцсоревнования, вывесили красную и чёрную доски. Неведомо кем доска была сорвана и уничтожена. Эти факты ярче всего говорят о том, что классовый враг не дремлет».
10 февраля 1931 года на фабрике «Красная Поляна» была организована сберкасса. Казалось бы, решение сделать вклад каждый человек имеет право принимать сугубо добровольно, по мере необходимости. Но нет! Так же, как и в ситуации с займами, в районные отделения сберегательных касс спускался сверху план охвата населения банковскими услугами.
Бюро райкома рекомендовало работникам сберкассы активнее проводить агитационную работу, «срочно взяться за ликвидацию прорыва по мобилизации свободных средств». Какие свободные средства могли быть у крестьян, рабочих и служащих в то время? Подавляющее большинство населения еле-еле сводило концы с концами. Граждане были лишены каких-либо возможностей приумножить личные средства. А те, кто всё-таки находил обходные пути (например, продажа урожая из личного подсобного хозяйства, оказание каких-либо услуг частным образом) или имели сделанные ранее сбережения, попадали под пристальное внимание бдительно настроенной общественности, партийных органов и ОГПУ и рисковали при этом не столько имуществом, сколько собственной жизнью и физическим благополучием членов своей семьи.
И это ещё не всё! Помимо займов, различных отчислений, вкладов, сверху спускались планы по реализации населению через сберкассу дорогостоящих товаров, в том числе, в рассрочку. В частности, можно было купить швейную машину или фотоаппарат.
Ведение коллективного сельского хозяйства, использование передовой для своего времени техники, вновь созданные административные структуры требовали от членов колхозов новых умений и навыков. Школы колхозной молодёжи (или, сокращённо, ШКМ) в 1931 году работали в двух населённых пунктах района – в Чашниково (зав. школой Дулькин) и в Николо-Прозорово.
Коллективизация и индустриализация сопровождались антирелигиозной кампанией, арестами церковнослужителей и верующих, закрытием церквей, большинство из которых прекратили свою деятельность именно в 1929–1931 гг. Естественное сопротивление населения этому процессу выдавалось за усиление религиозной контрреволюционной агитации. Конфликт религиозного и атеистического мировоззрений, подкреплённый антирелигиозной кампанией, порой выливался в силовые столкновения между гражданами.
Гонения на церковь были вызваны не только идеологическими, но и практическими соображениями. Традиция отмечать религиозные праздники ставила под угрозу выполнение сельскохозяйственных и производственных планов.
Религиозным праздникам противопоставлялись новые, советские, политически окрашенные – День солидарности трудящихся (1 мая), годовщины революции (7 ноября). Помимо празднования общегосударственных торжеств, получала поддержку зарождающаяся традиция отмечать годовщины предприятий и колхозов. «В целях подведения итогов достигнутых успехов в совхозном строительстве в третьем решающем году пятилетки и широчайшей мобилизации активного участия производственных рабочих и колхозников, в организационно-хозяйственном и политическом закреплении колхозов и вовлечения в них бедняцко-середняцкой массы крестьянства», районное руководство постановило провести 20 октября 1931 года «день коллективизации и урожая».
Колхозы и совхозы обеспечивали сельскохозяйственной продукцией не только самих себя и близлежащие промышленные предприятия. В рамках заготовительной кампании значительная часть урожая и мясомолочных продуктов отправлялась либо на заготовительные пункты, либо прямиком в Москву на так называемых «красных обозах». Заведующим районным заготовительным отделом в 1931 году был Барынин. Заготовительные пункты располагались на станциях Катуар (обслуживал Белорастовский, Никольский, Кузяевский, Горки-Сухаревский, Сухаревский, Шолоховский и Федоскинский сельсоветы), Лобня (Рождественский, Глазовский, Озерецкий, Рыбаковский, Пучковский и Горки-Киовский сельсоветы), Хлебниково (Виноградовский, Хлебниковский, Троицкий, Клязьминский, Лихачёвский, Павельцевский сельсоветы).
К 1933 году в Московской области было коллективизировано 65% крестьянских хозяйств. Московская область получила 4,5 тысячи тракторов, 100 тысяч плугов, 15 тысяч сеялок, 20 тысяч жнеек и косилок, 1,5 тысячи молотилок, 1,7 тысячи льнотеребилок, 1 тысячу картофелекопалок. Московская область из потребляющей становилась производящей.
Тема: 1931 год: "володинщина" на Клязьме (Прочитано 24082 раз)