Часть 4

Автор - Андрей Николаевич Ильин; издатель - А.М. Штекер, 1912 год.

Типография Торг. Дома Г.Лисснер и Д.Собко. Москва, Крестовоздвиженский пер., д.9.

Перевод в текстовый вид: Герасимова Елена Михайловна, 2013 г.

Скачать сканированные страницы книги: здесь

Наследницей Александра Ивановича Глебова, согласно выраженной им в духовном завещании воли, стала падчерица его, Елизавета Ивановна фон Бенкендорф.

К сожалению, установить в точности размер оставленнаго Глебовым состояния не представляется возможным. В числе документов, сохранившихся в Виноградове, между прочим, оказалась копия закладной, данной Глебовым Московскому Опекунскому Совету на часть его имений. Закладная была сделана 10 сентября 1787 года, то есть за полтора месяца до написания Александром Ивановичем духовнаго завещания. В ней он пишет: "заложил я Александр недвижимое мое имение, состоящее Тульскаго наместничества, в Новосильском уезде, село Кирилово, в деревнях, что на речке Грунце, Маслове, Фироновой, Слободке, селе Перестряж, в новопоселенной деревне Глебовской; в Чернском уезде, в селе Воскресенском, Роска тож; в Калужском наместничестве, в Лихвинском уезде, сельцо Игнатовское, село Польшево, деревню Воробьеву, доставшияся мне Александру от разных людей и в разных годех по купчим. В Новосильском же уезде, село Чермошну; в Калужском наместничестве, в Лихвинском округе, село Покровское, деревни Ширяеву, Акиншину, Цепенки и Бобровку, село Судово, село Полышево, сельцо Игнатовское и деревню Василенки; в Костромском наместничестве, в Унженском уезде, деревни Иванищеву, Васениху, Гологузиху тож, Горки, Лелекову, Медведицу, Мокрушу, Рябихи тож и Мундоры; в Московском уезде, село Афанасово, сельцо Воскресенское, Грибки тож, Горки и деревня Грязнова, из числа двух тысяч семисот сорока восьми, тысяча пятьсот двадцать мужеска пола душ..." [78].

Таким образом, уже из одной, приведенной выше закладной видно, что Глебов владел 2740 душами; но здесь не упомянуты само село Виноградово, село Лукьяново с деревнями в Клинском, дом в Москве на Ходынке, в котором написана духовная Глебовым; наконец в состав общаго имущества, наследованнаго Елизаветой Ивановной Бенкендорф, вошло имение и ея матери в Серпейском уезде (в настоящее время село), в Калужской губернии.

Не смотря на такое огромное состояние, дела Глебова после его смерти оказались в запутанном положении; последнее впрочем понятно, если вспомнить написанное еще Императрицей Екатериной про Глебова и Шувалова: "напоился принципиями, хотя и не весьма для общества полезными, но достаточно прибыльными для самих себя". Начеты и денежная претензии всевозможных правительственных мест преследовали Глебова до конца его жизни, как результат прибыльных "принципий" и доставили не мало неприятнаго Елизавете Ивановне Бенкендорф. Состояние Александра Ивановича после его смерти оказалось под секвестром. Московский Уездный Суд, утверждая духовное завещание Глебова по просьбе Елизаветы Ивановны, в своей резолюции пишет по этому поводу следующее: "...хотя покойнаго ея вотчима все имение и состояло в неявившихся, по бытности его в главном кригс-коммисариате при должности, казенных денег, в секвестре..." [79]

Дела потребовали тщательной разборки и на первое время над оставшимся после Глебова имуществом была учреждена опека, продолжавшаяся несколько лет. В числе опекунов находились действительный статский советник Алексей Иванович Дурново и лейб-гвардии ротмистр князь Михаил Сергеевич Волконский [80].

Из имущества Глебова, оцененнаго им в своем духовном завещании в четыреста тысяч рублей и которое он называет "собственно мною нажитое и благоприобретенное", опекуны выплатили разных долгов и начетов на сумму, чуть не превышающую заявленную Глебовым стоимость имущества [81].

Часть его была, вероятно, ликвидирована, так как при дальнейшем владении им Елизаветы Ивановны, в деловой переписке, упоминаются только дом в Москве, принадлежащий мужу Елизаветы Ивановны - Ивану Ивановичу Бенкендорф, село Виноградово с деревнями, село Лукьяново с деревнями в Клинском уезде и имение в Калужской губернии, в бывшем Серпейском уезде.

Елизавета Ивановна Бенкендорф, рожденная Никлас, еще при жизни вотчима, как сказано выше, вышла замуж за подполковника Нарвскаго пехотнаго полка Ивана Ивановича фон-Бенкендорф, принадлежавшаго к старинной дворянской фамилии.

Родоначальником Бенкендорф был выходец из Бранденбурга (Зальцведеля) и в XVI столетии, поселившись в Лифляндии, был королевским военным коммисаром в Риге. Большинство его прямых потомков хорошо известно в истории Лифляндии и города Риги; прадед Ивана Ивановича Бенкердофа, Иоганн (1620-1680) был Рижским бургграфом и бургомистром, дед, тоже Иоганн (1659-1727) был также старшим бургомистром города Риги, а отец, Иоганн-Михаил (1720-1775) обер-комендантом в Ревеле и генерал-поручиком [82]. О нем упоминает в своей реляции граф Тотлебен, командовавший русскими войсками при взятии Берлина в 1760 году: "а в оном городе Берлине... также осмотрел королевскую там камору, и которые найдены сундучки и короба с золотыми, серебрянными и другими алмазными вещами, бригадиру Бенкендорфу велел я запечатанными с собой к армии до Франкфурта взять" [83].

Иван Иванович Бенкендорф, дослужившись до чина полковника, вышел в отставку. В выданном ему об отставке свидетельстве написано: "Объявитель сего полковник Бенкендорф, который служил в мушкатерском Ласунскаго Величества приказу, отданному в 6-й день сего октября всемилостивейше от службы отставлен. В свидетельство чего и доколе следующий ему абшид изготовлен и высочайшаго подписания удостоен будет, дан ему для свободнаго в России, где пожелает, жительства, сей указ из Государственной Военной Коллегии, в Санктпетербурге, октября 7 дня 1800 года" [84].

Впоследствии, Иван Иванович Бенкендорф был переименован в чин статскаго советника и остальную часть своей жизни нигде уже больше не служил. Активнаго участия в управлении имениями жены он принимал очень мало; из немногих сохранившихся и писанных им писем и записок к своей жене Елизавете Ивановне и детям, видно, что он был глубоко религиозным человеком, нежно любящим и сердечно заботящимся мужем и отцом.

Елизавета Ивановна приняла на себя всю заботу по управлению домом и своими обширными имениями. Энергичная и деятельная, она вела всю переписку с управляющими, давала подробныя приказания и входила во все до мельчайших подробностей. От ея времени сохранилось в Виноградове громадное количество деловой переписки по имениям, а в особенности по Виноградову и московскому дому. Заведенный еще во времена Глебова порядок переписки, продолжавшийся за все время Елизаветы Ивановны, был сохранен и после ея смерти. Все письма писались по пунктам и таким же образом, на каждый отдельный пунк представлялись хозяйке донесения от ея управляющих, приказчиков и домоправителей. Все это потом сшивалось вместе по месяцам и годам и сохранялось в полном порядке.

Елизавета Ивановна и Иван Иванович жили хорошо и хлебосольно, летом в Виноградове, а зимой в Москве, в доме принадлежащем Ивану Ивановичу и находившемуся около страстного монастыря в "6 части 1-го квартала, в приходе церкви Сергия чудотворца, что на Дмитровке" [85]. Насколько широк был круг знакомых Бенкендорф, показывает, между прочим, сохранившийся список их знакомых 1806 года [86]. В нем перечислено 77 фамилий, из которых нет ни одной, которая бы не была известна в то время в Москве и не принадлежала вы к высшему обществу. Дом был постоянно полон народа, а читая приказания Елизаветы Ивановны в Виноградово о присылке в московский дом провизии, можно только удивляться, как широко жилось в то время. Кроме того, в доме Елизаветы Ивановны проживали родные покойнаго вотчима ея Алексанра Ивановича Глебова; все они получали помимо стола и помещения, еще и годовое жалование.

Близость Виноградова от Москвы давала также возможность знакомым посещать гостеприимную семью Бенкендорф и летом. В числе таких лиц находился и знаменитый баснописец Иван Андреевич Крылов. Сохранились его письма, писанныя в 1795 году к Елизавете Ивановне и ея дочери из Москвы. Они содержат в себе, между прочим, воспоминания о приятном времени, проведенном в их семействе, в деревне. Из сохранившихся о Крылове документов, можно предполагать, что он приехал к Ивану Ивановичу Бенкендорф в 1793 году, когда обстоятельства заставили его покинуть Петербург [87].

В одном из писем к Елизавете Ивановне, Крылов пишет: "Говорят, что Аристотель был едва не проклят всем афинским собором за то, что он женщине приносил приличныя Церере жертвоприношения. Я не язычник, но если б изобразил все почтение, которые к Вам чувствую, то попал бы я под один приговор с Аристотелем и всему бы этому виною были Ваши привлекательныя, Ваши любезныя качества, которыя всякаго, кто Вас узнает, вводят точно в опасность сделаться идолопоклонником". "Я давно, как добрый идолопоклонник", пишет Крылов дальше, "желал принести Вам жертву и довольно долго трудился над картинкою, писавши ее пером с гравировки; наконец я кончил, и что б дело сделать в порядке, засел с музою в уголок и написал стихи. Уже готовился укласть мою посылку, но Ordine I`uomo e Dio dispone, говорит Ариост - все вышло совсем иначе, нежеле я хотел: картинка пропала. Я начал другую, которую теперь имею честь Вам послать, но и эту у меня облили чернилами, так что я нижнюю часть лица принужден был скоблить и снова покрывать, но не решился оставить моего предприятия; нет, я еще успеть надеюсь, принявшись в третий раз". В конце письма Крылов снова возвращается к картинке, которую так желает послать Екатерине Ивановне: "Что касается до картины, то я жду только перваго случая, как приняться за работу и тогда, вместо сей недоконченной, буду иметь честь прислать Вам что-нибудь порядочное. Хотя я знаю, что сии труды мало Вам достойны, но я, все таки, повторю мои стихи: пусть вспомнят, то что часто к Богу, мы с свечкой денежной идем. Милостиву Государю моему Ивану Ивановичу", заканчивает Крылов письмо, "свидетельствую искреннее мое почтение. Я не смею к нему писать, боясь затерзать его своим письмом; но если он мне резрешит, то я эту честь иметь конечно не упущу". Письмо помечено 2 ноября 1795 года [88].

Другое письмо к дочери Елизаветы Ивановны - Софье Ивановне Бенкендорф следущаго содержания: "Я никогда не ходил в Дельфы и не молился Аммоновым мальчикам. Но Вам, маленький голубоокий ангел, несравненная Софья Ивановна, кланяюсь точно так, как этим крылатым мальчикам кланялись греки. Я знаю, что Вы не поймете меня, но для меня лестно, что Вам перескажут, что кланяюсь Вам, как ангелу" [89].

Две басни "Дуб и Трость" и "Разборчивая невеста", напечатанныя в 1806 году И.А. Крыловым, посвящены Софье Ивановне Бенкедорф [90].

Следует упомянуть о том, что сама Софья Ивановна Бенкендорф с ранней молодости стала писать, и ее небольшие разсказы появились в 1808 году в ежемесячных изданиях - "Друг юношества" и "Русский вестник" [91].

В первом журнале их находится десять и все вместе они называются "Занятия тринадцатилетней Софии Бенкендорф, посвященныя любезным ея родителям". В двух местах она упоминает о Виноградове; так в описании, названном "Эхо", Софья Ивановна пишет: "Рощи, свидетели столь многих перемен в мире, дремлют в глубокой тишине. Лишь скрип телег, едущих изредка по большой дороге, раздавался по любезной деревне Ви-градову, сей столице мира покоя и потом изчезал мгновенно. Луна осветила весь небосклон, усеянный звездами. Ударило двенадцать часов - и явилась ночь. Среди безмолвия сего мы занялись эхом. Отзывающияся слова восхищали души наши. Казалось, кто-то повторял их позади величественной церкви". В другом месте - "Переписка двух сестриц в сентябре", она описывает свои именины: "И так хочу теперь представить все удовольствия, которыми наслаждаемся в Ви-дове сведи умирающей природы. 18 числа, в мои именины, нам было очень весело. Безпримерные родители мои сделали мне сюрприз. Ты добрая дочь, следовательно можешь представить себе, как я должна это ценить. Сердце мое желало бы выразить тебе все чувства свои, когда я увидела павильон, сделанный для меня в гостинной из дубовых листочков. Но никакое перо не в состоянии изобразить восторга души моей. В вечеру того дня мы играли комедию. На сем простеньком театре первое действующее лицо была любовь наша к безценным родителям моим за их попечение об нас. Потом, при громе пушек сожжен фейерверк, изображавшийся в покойном пруде нашем. Вот Пашинька, коротенькое описание моего праздника, никогда незабвеннаго для меня".

Впоследствии, Софья Ивановна вышла замуж за Дмитрия Александровича Хрущова, но жизнь ея была недолговечна. Она скончалась не доживши и до тридцати лет. Любовь и обожание ея к родителям, о которых она пишет тринадцатилетней девочкой, а затем к мужу и другим близким ея людям, были ея отличительным качеством. Ея брат Владимир, извещая в письме своем из с.Горекова 2 января 1825 года, Ивана Ивановича и Елизавету Ивановну о кончине сестры, пишет: "Нет Сониньки, нет лучшей сестры, редкой, единственной дочери". "Все ея поступки доказывают, что она у престола нашего Бога и далеко от грешников". "Столь сильная потеря не могла не огорчить лучшаго мужа, но вера и последния слова Сониньки: береги себя для детей и для утешения маменьки и папеньки, дают ему силу, с помощью Божиею, умерить сколько возможно, горесть свою" [92].

Прах Софьи Ивановны был перевезен в любимое ею Виноградово и погребен перед алтарем церкви. На гранитном памятнике стоит:

София Ивановна

Хрущова

урожденная Бенкендорф

Родилась 1796 года июля 17 дня

Кончила жизнь

1825 23 декабря.

Тут же находится надписи и убитых горем мужа и родителей.

Под камнем сим покоится

священный прах единственнаго

безподобнаго моего друга с которым

я все мое спокойствие и щастие в

жизни похоронил на век.

Тут дочь безпримерная,

тут друг, тут все

лежит, что составляло

наше щастие и блаженство.