Анатолий Иванович Орлин
Долгопрудненский поэт [09.01.1939 - 15.11.1998].
Руководитель литературного объединения ЛИТО "Клязьма",
член Союза писателей СССР, член Союза журналистов СССР.
Певец Долгопрудного
Заметка в газете, 1997 год.
Вполне возможно, что каждый из малых городов России имеет сердечного певца-поэта. К радости, у Долгопрудного и его окрестностей он есть! Это наш земляк-поэт Анатолий Иванович Орлин. Его стихи искренни, просты и человечны, узнаваемы - о людях, природе, чувствах. По ним можно судить и о самом поэте - скромном, светлом, благодарном труженике пера.
У нас в народе в России есть легкомысленная особенность - не замечать того, кто живет рядом с нами. Мы хронически запаздываем сказать живому человеку доброе слово, подарить цветы... А когда уже поздно, спохватываемся, сожалеем, поем гимны и делаем это искренне. Такие мы добрые!
Вот и я, прожив в Долгопрудном 43 года и учительствуя в городе 38 лет, только вчера впервые (!) прочитала сборник стихотворений "Долгопрудненский березняк" Анатолия Орлина, изданный "Московским рабочим" в 1989 (!) году. И мне захотелось в канун 40-летия города, певцом которого является Анатолий Иванович Орлин, сказать ему сегодня, сейчас искреннее спасибо и низко поклониться за труд его души.
Н.Н. Яхтина, средняя школа №9 г. Долгопрудный
Анатолий Орлин
Стихотворения
***
Родина – мой город Долгопрудный,
Где канал и Долгие пруды,
И поля покатые, как будто
Медник выгнул их для красоты.
Родина – рубиновые звезды,
В праздники – салюты над Москвой,
Переулок наш, где стали взрослыми
Тополя, посаженные мной.
О ПЕРВЫХ БАРАКАХ
Ни газа, ни ванной, ни ковровой дорожки,
Под масляной краской скрипучие доски.
Вдоль стен коридора - лопаты и грабли...
Здесь первыми жили творцы дирижаблей.
Девчата и парни, почти одногодки.
Меж семьями - простыни-перегородки.
Делились друг с другом и хлебом, и солью,
Корытом и мылом, радостью, болью...
- Входи, дорогой, плясовую давай-ка!
Устанет гармошка, звенит балалайка.
Бараки, бараки приветливей были.
Ведь люди тогда одинаково жили.
ДИРИЖАБЛИСТЫ
Мы помним отважных дирижаблистов.
Гудит многолюдное Летное поле.
Февраль. Долгопрудный. Вечером мглистым
Они улетают на Северный полюс.
Канаты трещат на ветру многотонном,
От глаз, близких сердцу, не оторваться,
Паньков, Устинович, Чернов, Гудованцев...
Их было тогда с дирижаблем - двадцать,
А вместе со всей страной - миллионы.
Гражданского долга великая сила.
Своих сыновей провожает город
Туда, где папанинцев льдина рас-ко-ло-та.
Где верят: в беде не оставит Россия.
Небесная трасса коварна, терниста...
В тумане над Кольским столкнулись с горою...
Недолетев, долетели герои,
Коль помнит Россия дирижаблистов.
И нам ли сегодня тому удивляться -
Откуда характер, железные нервы...
В стране, где один примет пулю за двадцать,
И двадцать погибнут, чтоб жить двадцать первым.
СТАРЫЙ ЭЛЛИНГ
Старый эллинг, как старая песня,
Память, бывшая явью когда-то.
Меж проржавленных ребер железных
Выпадает кирпич тридцатых.
На воротах, почти трухлявых,
Где замок, словно бирка виснет,
Краской выведено коряво:
«Осторожно, опасно для жизни!».
Старый эллинг, а помнишь? Вспомни,
Когда старым ты еще не был,
Из ворот этих в пастбище-небо
Шли твои дирижабли-кони.
Здесь мечтали Паньков, Гудованцев...
О полетах, не слыханных в мире.
Им тогда было только по двадцать,
А быть может, по двадцать четыре...
А потом - годы лютые были, голод.
Славой своей кормил он.
Бюст-скалу тут ему лепили
Те, которым сполна влепил он.
На погоны - хоть ставь по бараку,
В ноздри крикнешь - гром раздавался,
По усам, словно по оврагу,
Скульптор в фартуке пробирался...
Восторгаясь, не подозревали,
Отчего в животах так пусто.
Сколько хлеба за бюст отдавали,
Сколько судеб, раздавленных бюстом?
Старый эллинг, как старая песня,
Память, бывшая явью когда-то,
Меж проржавленных ребер железных
Кровоточит кирпич тридцатых...
На воротах, почти трухлявых,
Где замок, словно бирка, виснет.
Краской выведено коряво:
«Осторожно, опасно для жизни!».
***
Над покатыми полями,
Над бараками вразброс,
Над каналом и прудами,
Общежитием берез...
Проплывали дирижабли,
Завораживая нас.
В огородах стыли грабли
И мотыги... В тот же час -
Крыша нашего сарая
Обрастала ребятней.
В небе музыка такая,
Словно в небе выходной!
В голубой безбрежной бездне
Соловьиная весна.
Проплывали песни, песни...
Мне запомнилась одна -
Про девичьи «очи карие,
Тихий говор, звонкий смех.
Хороша страна Болгария,
А Россия лучше всех!»
Дирижабли штурмовали
Расстояние страны.
Дирижабли приплывали
К нам, в мальчишеские сны.
Скольким смелым и крылатым
Прерывала смерть полет.
Дирижабли, как солдаты,
«Свой закончили поход».
Только память не остудится
Ни в какие времена.
Дирижабельною улицей
Стала в городе она!
И живут дирижаблисты,
Не дожившие до нас.
Корабли их серебристые
Вижу в небе и сейчас,
Лишь заслышу «очи карие,
Тихий говор, звонкий смех.
Хороша страна Болгария,
А Россия лучше всех!».
ЗЕМЛЯКИ
Широки леса густые,
А тропиночки узки.
Начинался Долгопрудный
От гвоздя и от доски.
Поднимался дирижаблем,
Виден стал России всей.
Здесь бродил угрюмый Нобиле
С собачонкою своей.
Генерал, судьбой гонимый,
Здесь нашел приют и дом -
Двухэтажный - «Итальянский»
Назывался он потом.
Итальянцы помогали
Дирижабли строить нам.
«Макаронники» плескались
У колонки по утрам.
Удивлялись: «Что такое?
Ведь в России выходной!»
Утро в кепках и косынках
С песней шло до проходной!
Вот иду по Долгопрудному.
Вдаль гляжу из-под руки.
Широки проспекты, улицы,
Только зеленью узки.
Фонари, как дирижабли,
Меж канатов-тополей.
Кто-то Нобилем проходит
С собачонкою своей.
И, придя на Новодачное,
К недожившим землякам,
Говорю в своем молчанье:
- Земляки, спасибо вам.
За канал наш многотрудный,
За дома, что высоки,
И за все, что начинали
От гвоздя и от доски.
Мы достроим, мы допишем,
Добрым словом вспомним вас.
Может, кто-нибудь, когда-то
Скажет так же и про нас.
***
С годами все меняется.
Мой город, твоих домов высотные тома
Встают на пустырях, где было пыльно, голо
И расстилалась скатертью зима.
Приветствую ромашки белый зонтик!
Дом, на этаж подросший поутру!
Иглу Останкинской на горизонте
Адмиралтейской новую сестру!
Размах лугов, где в зелени густой
Так звонко выдает себя кузнечик.
И, слушая берез веселых речи,
Я говорю: «Спасибо, город мой!».
Благодарю за светлый разум твой!
За то, что мы любуемся полями,
За то, что сохранен прудов покой.
Церквушка вновь сверкает куполами!» -
Так хочется потрогать их рукой!
ГЛУБОКАЯ ВЫЕМКА
Не киркой, не лопатой красота эта вырыта. -
Слезами да кровью «изменников» Родины.
Канал мой, родимьй, глубокая выемка.
Рычал конвоир: - шевелитесь, уродины...
На дощатых настилах от небес до трясины
Согнутые судьбы, согнутые спины.
Униженным, хворым... Невыносимо,
И жажда свободы - неугасима.
И в полночь их триста сбежали со стройки.
Скрипели ремнями во след гимнастерки.
Догнали у леса, за деревней Капустино,
Рубили, как рубят на пойме капусту. -
Прикладами в головы (не человеки...)
Как будто раскалывали орехи.
Потом убиенных везли под откосы,
От свидетелей-звезд занавесив рогожей.
Тяжелых телег не скрипели колеса
От крови стекавшей - знать, смазка хорошая...
Конвоирами грубо трясли их дороги,
Как будто живых, послушания требуя...
Кирками белыми холодные ноги
Долбили глубокую выемку неба.
***
Излучина канала, лип многолюдный строй.
На берегах трехъярусный кустарника конвой.
За жидкую похлебку и пресный кипяток,
За черный ломтик хлеба здесь мучился браток.
Слезами и лопатой построен был тогда
Канал Москвы с мостами в тридцатые года.
Попавшие в немилость в тридцатые года,
Вам братскою могилой канал наш навсегда.
Излучина канала родимой стороны,
Излучина канала - излучина страны.
Срывает ветер листья с прибрежных лип, берез...
Осенние талоны на слякоть и мороз,
И по волнам их гонит за поворот, гляди!
А что за поворотом? А что там, впереди?
У ДМИТРОВСКОГО ТРАКТА
Здравствуй, древний островок!
О, пруды, моя отрада,
Уцелевшая ограда -
Черновик крыловских строк!
А вокруг, передо мной,
Потеснив раздолье пашен,
За стеной стоит стеной
Однотипность блочных башен...
О, родная сторона,
Все ж милее то, что было,
То, что к памяти прибила
Детства быстрая волна.
Снова звон колоколов...
И душа перекрестилась -
Слава богу, сохранилась
И церквушка у прудов!
***
Здравствуй Долгопрудный! Радость и судьба.
Ручейком - тропинка, площадью - хлеба.
Я иду в разливе солнечного дня,
Вот моя сторонка, вот моя родня!
Вот шумит березовый митинг у воды,
Вот весна наседка вывела цветы!
Пашни и заводы, птицы и зверье,
И канал, и Долгие… Это все мое!
Здесь и я родился, зазвенел строкой…
Где и пригодился станции такой!
Станция такая у меня одна!
Мне с ее платформы вся страна видна!
К ДНЮ ГОРОДА
Родина - мой город Долгопрудный
Где канал и Долгие пруды
И поля покатые, как будто
Медник выгнул их для красоты...
Город строителей, город ученых,
Дружной семьей трудовой.
Улиц, кварталов, скверов зеленых,
Твой Долгопрудный и мой...
Город синоптиков, агрономов,
Химиков, речников.
Близких, любимых, просто знакомых,
Наших с тобой земляков...
Город Пацаева, город Долгова,
Кретова, Зорина, мой,
Край партизана Железнякова,
Собина город и твой.
Что пожелать тебе, город наш чудный:
Счастья, любви и труда.
Слався во веке, наш Долгопрудный,
Слався везде и всегда!
***
Поля равнинные, покатые,
Как двадцать лет тому назад.
Когда ходил сюда ребятами
Разведчиком в вишневый сад.
Привет, березовая прелесть!
Пруды – два голубых крыла!
По детству заскучала зрелость
И снова к Долгим увела.
Опять тропиночка прибрежная.
И я напротив островка,
Где детство плещется по-прежнему,
А ты в лучах березняка,
Где остановит пень усталого
Присесть, послушать в поле рожь …
И все ему расскажешь, старому –
И как ты жил, и чем живешь.
***
Березовой рощей панельные башни.
И митинг берез возле тихой воды.
Сливаются с небом знакомые пашни…
О, Долгие, близкие сердцу пруды.
Стоят у Владимирской липы-старушки…
Святее святых, до последнего дня -
Пруды вдоль дороги и эта церквушка,
Где матушка в детстве крестила меня.
***
Голубоглазый пруд с ресницами удилищ.
Лобастый косогор, поля под облака.
Здесь мы росли, здесь мы с тобой учились,
Здесь мы живем в снегу березняка.
Здесь наш исток, и без него нет Родины.
Здесь в марте торжествует грай грачей,
Здесь Долгими прудами детство пройдено,
И березняк в отметинах ночей.
***
Я любуюсь аллеей прямой
И домами, что строил и я.
Каждой улицей город с тобой!
В каждой улице радость моя!
Циолковского – это завод.
Первомайская – праздник, парад!
А на Павлова – друг мой живет,
А на школьной – твой ласковый взгляд!
На Московской – гонял голубей,
Здесь родился и здесь я живу.
И поэтому в жизни моей
Главной улицей – все назову!
***
Березок свадебных наряд,
Киовских чаек снегопад,
Канал у самого окна –
Моя родная сторона.
И манят Долгие пруды,
Где островок среди воды,
И это все вокруг – она,
Моя родная сторона.
У заводской, у проходной
Все судьбы разные в одной.
И тем дороже мне она, -
Моя родная сторона.
***
В небе лыжня – реактивного след.
И на канале – от быстрых ракет.
Не корабли собралися в затоне –
Белые здания в новом районе.
Последний барак сторожат тополя…
Милая родина, Ты это?
Я.
***
Выйду, выйду на канал – голуба излучина …
Радость, родина моя, красотой измучила.
Вот стою на берегу, не могу расстаться
С летним снегом тополей, золотом акации …
Выйду, выйду на залив – мост горбатый, гулкий,
Стая лодок на воде, катерами утки.
Слева – ивы, справа – пляж, зарево рассвета,
Пристань – старый пароход – современник деда.
Вдоль откоса, по тропе поднимаюсь в горку,
Через Котово иду к бывшему поселку.
Воль канала предо мной улицы, проспекты...
И заливы площадей, и домов рассветы!
***
За линию, вдоль опытных полей –
Иду сюда, как будто бы в музей.
Здесь тишина, она звенит, звенит,
Здесь солнце поднимается в зенит,
Для сосен выгибая небосвод.
Старинный дом застыл, как теплоход.
Для сердца русского заветные места!
Здесь Пушкин шаг замедлил неспроста.
Эзоп России бродит средь аллей
С «разборчивой невестою» своей.
Здесь Карамзин историю страны
Высматривал в колодце старины.
Наполеон, разбив походный стан
Тут грабил виноградовских крестьян…
Как память о событиях тех дней -
Щиты прудов и копья камышей…
***
Три храма в городе моём.
Гараж кощунствовал в одном.
В другом – литейка, верстаки..,
А здесь – печатные станки.
Мне не забыть их скорбный лик.
В богах ходили коммунисты.
Что ни партком, то атеисты…
И житель к этому привык.
О, господи! То явь, не сон –
Я слышу колокольный звон!
От Спасской, от Нерукотворного…
Средь реактивного, моторного…
Подобен чуду… Чудо он!
Звучит воскресшее: Бом-бом!...
«И невозможное возможно»
Как будто бы с Иваном Грозным
Сейчас беседуем вдвоём.
***
В васильковой долгопрудненской рубашке
Я иду по долгопрудненским местам.
Вся душа моя ромашкой нараспашку,
Снова радуюсь каналу и мостам.
Вот берёзы в липовой аллее
У ворот Владимирской стоят,
Об утратах многих сожалея,
Не утратив просветлённый взгляд.
Я иду, посаженные мною,
Тополя приветствуют, звеня…
Как не приласкать, задев рукою,
Добрый день, зелёная родня!
Добрый день, луга мои, заливы…
Я и стариком сюда приду…
Чтобы поклониться этим нивам,
Двум колоннам древним и пруду…
Потому, что сердцу нет милее
Этих мест, где мать, отец и брат..;
Где берёзы в липовой аллее
У ворот Владимирской стоят.