Умберто Нобиле "Мои пять лет с советскими дирижаблями". Акрон, США, 1987г.
Преодолевая большие трудности, мы продвигались вперед с постройкой дирижабля В-6 на Долгопрудной. Наконец, в августе 1934 года, как только металлический эллинг был готов, было приступлено к работе по сборке этого дирижабля. Я прилагал к этому всю мою энергию, стремясь довести дело до конца.
Как раз в это время, в июле, я пережил страшный удар - внезапную смерть моей жены. Я срочно вылетел в Рим, надеясь застать ее живой, но смог прибыть туда лишь на третий день после ее смерти. Когда вернулся в Москву убитый горем, работа по дирижаблю В-6 пришлась как раз ко времени, чтобы отвлечь меня от моей скорби. Она полностью поглотила мои мысли. Это были те четыре месяца интенсивных усилий, которые меня и восстановили.
Одновременно с дирижаблем В-6 мы строили также и дирижабль В-7 объемом 9.900 м3, который был спроектирован под наблюдением одного из итальянских инженеров, причем группу советских инженеров возглавлял инженер Гарф, который был одним из моих сотрудников в Конструкторском бюро с самого начала. Я не имел возможности принимать участие ни в проектировании, ни в постройке этого дирижабля, но специалисты, которых я привез с собой из Италии, помогали в этом советским инженерам. Это был полужесткий дирижабль, подобный старому итальянскому дирижаблю типа V, который я помогал усовершенствовать в период первой мировой войны. Он был аналогичен американскому дирижаблю SRI, для проектирования которого я приезжал в США в 1922 году.
Будучи собран и испытан в эллинге, дирижабль В-7 был уже готов к полету в августе 1934 года. Его первый вылет должен был состояться 16 августа. В этот день я чувствовал себя неважно и закончил работу раньше обычного. Я ушел из эллинга, в котором находился дирижабль В-7, вместе с рабочим Вилла с тем, чтобы направиться домой. Пока я ожидал около моей конторы автомашину, которая должна была отвезти меня в Москву, я увидел профессора Канищева, который прибыл специально на летные испытания В-7. Он сообщил мне, что первый полет был отложен до завтрашнего дня. Как говорили по-русски: "Скверная погода!". Я повернулся, чтобы оглядеть небо. Утром было ясно и безоблачно, но теперь надвигалось большое черное облако с юго-запада. Ветер был незначительный. В 5ч.45м. вечера я уехал домой. Через полчаса, когда мы уже двигались по Дмитровскому шоссе, нас догнал дождь. Я посмотрел направо, в сторону Долгопрудной. Там сверкнула яркая вспышка в небе. Грозовая туча разрядились молнией.
Около десяти часов вечера Мела позвонила мне по телефону домой и сообщила, что деревянный эллинг вместе с находившимися в нем дирижаблями В-4 и В-7 полностью уничтожен в результате удара молнии.
На следующее утро в автомашине, транспортировавшей меня на Долгопрудную, находился также некий Марк, являвшийся одним из руководителей "Дирижаблестроя". По дороге я спросил водителя автомашины, не было ли человеческих жертв во время пожара, но Марк тут же приказал водителю не сообщать мне никаких деталей в связи с имевшим место происшествием.
Обо всем я узнал лишь по прибытии: шторм пришел с юго-юго-востока. Молния, миновав металлический эллинг, ударила по деревянному, будучи привлечена металлической фермой, поддерживающей оперение дирижабля. К счастью человеческих жертв не было, если не считать незначительных ожогов и травм у нескольких людей, находившихся в это время в эллинге. Они были обнажены, но успели убежать от пламени, преследовавшего их за спиной. Все, что находилось в эллинге, было уничтожено менее, чем за одну минуту.
В садах, прилегающих к служебным помещениям, люди вырастили массу цветов, предназначенных к авиационному празднику, который ожидался на следующий день. И эти предпраздничные приготовления теперь странным образом контрастировали с подавленным и озабоченным состоянием молодых инженеров. "Будет ли продолжаться строительство дирижаблей?" Этот вопрос они задавали теперь друг другу. "Во всяком случае,- говорила Мела, как всегда посмеиваясь, - ужасные вещи должны были случиться, потому что многие Комиссии предлагали нам оборудовать эллинг громоотводами, но никто так и не удосужился это сделать". "Возможно, Флаксерман будет теперь заключен в тюрьму" - добавляли другие.
Флаксерман, которого я знал еще с 1931 года, когда он был моим заместителем, теперь возглавлял "Дирижаблестрой". Он послал за мной, но я в это время отлучился из Конструкторского бюро. Около двух часов пополудни я зашел к нему повидаться. По дороге я встретил Гарфа, страшно потрясенного уничтожением результатов всех его трудов. Сочувствуя его несчастью, я выразил ему мое соболезнование и направился к кабинету Флаксермана. Когда я зашел туда, я заметил сидящего в углу комнаты человека в военной форме, видимо, сотрудника ОГПУ.
К 2 1/2 часам дня все руководящие лица "Дирижаблестроя" были приглашены в помещение дирекции. Комната быстро наполнилась. Председательствовал на совещании тот самый человек по имени Марк, который приехал из Москвы вместе со мной. На лицах всех присутствовавших можно было прочесть неуверенность и мрачное предчувствие. Они оставались очень серьезными в продолжение всего совещания. Был только один момент взрыва смеха, когда кем-то было сказано, что нам следует всё же подыскать комнату больших размеров, если мы будем иметь возможность возвратиться сюда обратно.
Представившись как руководитель Политического управления Аэрофлота, военный, которого я заметил, войдя в комнату, начал свою речь. Его голос был решителен и полон энергии. Он предложил товарищам в качестве предмета обсуждения четыре вопроса: происшедшее как таковое, причины несчастья, необходимость сосредоточения наших усилий на сооружении дирижабля В-6, обязанность каждого устранять недостатки в организации "Дирижаблестроя" посредством критики руководителей и подчиненных в равной мере. Затем краткую речь произнес Флаксерман.
Когда совещание закончилось, почти все присутствующие успокоились и только один или два человека еще выглядели подавленными. Все прошли в металлический эллинг, где собирался дирижабль В-6. Затем мы были распущены, причем, нам сказали, что вся работа будет приостановлена до 20 августа.
Но 1 сентября комиссия, расследовавшая обстоятельства пожара в эллинге, еще не закончила своей работы. Страшные вещи, предсказанные Мелой, еще не произошли, но люди всё еще продолжали говорить о судебном разбирательстве, хотя было очевидно, что происшедшее несчастье было вызвано молнией. Сотрудники органов оставались на месте, строго наблюдая за всеми, кто посещал наше Конструкторское бюро. Однажды меня даже спросили, имею ли я пропуск на маленькую собачку, которая пришла вместе со мной!
Тревога и волнения тысяч людей, проживавших в Долгопрудной, стали возрастать в связи с нехваткой денег для выплаты заработной платы: в дни получки выдавали на руки только часть зарплаты, причитающейся в данных обстоятельствах. Мы жили без уверенности в будущем.
В день 20-летия Коммунистического Интернационала Молодежи подавленному настроению инженеров "Дирижаблестроя" пришел конец. Состоялся парад на Красной Площади и, как обычно в таких случаях, было невозможно проехать в Москве на автомобиле или даже пройти пешком. В результате я остался дома и развлекался рассматриванием бесконечной процессии, проходившей по нашей улице.
Люди радостно маршировали со знаменами и портретами Ленина, Сталина, Кагановича и других советских лидеров, а также с большими плакатами и красными транспарантами с выписанными на них лозунгами. Было также большое количество моделей и механических устройств разного рода. И в это же время кроме самолетов и дирижаблей, изображенных на плакатах, было также и много маленьких парашютов и цветных воздушных шаров, так что всё выглядело порой как ярмарка игрушек. Все были счастливы и, когда процессия останавливалась (что происходило довольно часто в результате путевых задержек), молодежь, воспользовавшись моментом, тут же организовывала танцы под импровизированную музыку. Это был красочный спектакль, который было интересно наблюдать.