Глава 25. Праздничные дни и каникулы

Умберто Нобиле "Мои пять лет с советскими дирижаблями". Акрон, США, 1987г.

     Этим летом моя дочь Мария приехала, чтобы провести свои каникулы в Москве и первое, что она спросила, было: "Где я могу пойти в церковь в воскресенье?"

     Я узнал случайно от моего первого секретаря Марии Андреевны, что в Москве есть две католические церкви и обе они вблизи от моего дома, около Лубянской площади: одна французская, другая польская.

     Но трудно было вспомнить, когда наступало воскресенье. В 1931 году в Советском Союзе неделя была уменьшена до пяти дней, а затем в 1932 году, опять увеличена до шести дней. Один из дней был праздничным (выходной день). Он был сделан различным для различных организаций с тем, чтобы избежать переполнения театров и кино, и так уже наполненных через край. Традиционная неделя была, таким образом, утеряна. Люди потеряли привычку называть дни недели привычными наименованиями, которые могли только вносить неизбежную путаницу. Они просто говорили: первый, второй, третий день и т.д.

     Так Мария сразу пришла к блестящей идее приготовить большие плакаты, на которых она написала названия дней недели: понедельник, вторник, среда... Каждое утро она вывешивала на стену очередной плакат, соответствующий традиционному дню недели, так что теперь она не могла забыть в воскресенье сходить в церковь.

     Украшением Москвы в то время был лес, раскинувшийся вокруг нее на расстоянии всего нескольких миль от районов города, застроенных домами. Лес всегда был для меня очень привлекательным. Однажды в очень теплый летний вечер я предложил идею съездить в лес и поспать на открытом воздухе.

     Мы погрузили в автомобиль палатку, недавно привезенную из Берлина, несколько шерстяных одеял, сетку для защиты от комаров, которые тогда кишели в окрестностях Москвы, немного продуктов и выехали: моя дочь, я, Амабиль и три собаки. Амабиль была маленькая, полная немецкая девочка с рыжими золотистыми волосами, которая жила с нами в течение многих лет в Италии. Она сопровождала мою дочь в поездке в Москву. Собаки были Титина и ее два щенка - Тотошка и Зиганка. Оба народились в Москве.

     Мы поехали по Нижегородской дороге, той самой, по которой шли этапом ссыльные в Сибирь. Эта дорога нравилась мне больше других, потому что она проходила через большие пространства лесистой местности, и лес охватывал ее с обеих сторон. Его темные массы распростерлись до горизонта, как только мы оставили город позади. В спокойную светлую вечернюю зарю мы проехали мимо цыганского табора. Еще несколькими милями дальше, найдя подходящее место на опушке леса, остановились.

     Когда палатка была установлена и натянута сеть для защиты от комаров, мы развели живописный костер из сучьев и сухих веток с тем, чтобы приготовить пищу. После ужина, пока моя дочь и Амабиль стояли, болтая у костра, я, почувствовав усталость, отправился в палатку спать.

     Едва я стал засыпать, как меня разбудила дочь. "Папа, вставай! Здесь волк". Я был еще в дремоте и никак не мог расшевелиться. Я только пробормотал: "Разжигайте ярче огонь. Волк тогда побоится подойти близко к нам". И я перевернулся на другой бок, чтобы опять заснуть.

     Но звук, который обе девочки приняли за вой волка, повторился снова отчетливо. Их возбужденному воображению представилось, что он стал ближе. Моя дочь подошла опять и стала меня звать. Тогда, уступив, я поднялся и вышел из палатки.

     Ночь была очень спокойной. Ничего не было слышно кроме потрескивания сухих веток в костре. Но я представил себе, что теперь, думая о волке, Мария не сможет заснуть и не будет давать спать и мне. Так я попался на удочку, и из-за ее сильного воображения нам пришлось вернуться домой. Мы возвращались назад с поджатыми хвостами и около двух часов утра были уже в своей квартире на Мясницкой улице.

     Когда на следующий день я рассказал на работе молодым инженерам о своем приключении с волком, они разразились веселым смехом. "Но, сеньор (так обычно меня звали в России, но был даже один, это швейцар в Долгопрудной, который действительно звал меня товарищ-сеньор), его не могло быть там! Если бы были волки где-нибудь вблизи Москвы, то охотники знали бы об этом все. Это, возможно, была сова или просто гудок паровоза, идущего на далеком расстоянии".

     Когда я рассказал это моей дочери, она выразила свой энергичный протест: "Нет, это действительно должен был быть волк!

     После неудачи этой первой попытки поспать в лесу, мы не могли и думать об этом еще в течение нескольких недель. Но однажды, накануне выходного дня, двое наших друзей - Елизавета Семеновна, моя медсестра из больницы и ее муж Абрам присоединились теперь к нашей второй экспедиции, которая подготавливалась очень тщательно. Мы намеревались провести два полных дня в лесу. В этот раз мы также отправились по Нижегородской дороге, достигнув выбранного нами места, расположенного на расстоянии 22 км от города, съехали с дороги на нашем Фиате в лесистом месте без опасений относительно неизбежных царапин, от которых могли пострадать противогрязевые щитки.

     Мы остановились на поляне, которая открылась среди чащи деревьев. Поблизости был пруд. В нем мы могли помыться на следующее утро.

     Я не могу утверждать, что я комфортабельно спал на траве, хотя она и была мягкой, так как я сам сделал в ней себе постель. Но, конечно, чувство свободы, которым мы наслаждались в этом уединении так недалеко от столицы, было очень приятным. Мы просыпались на следующее утро, слушая пение птиц. Выпив кофе (в России даже в это время можно было купить его очень дешево), мы отправились к пруду, частично закрытому широкими ветвями деревьев, растущих прямо из тины.

     Затем мы искупались. Абрам Яковлевич предложил сходить в ближайшую деревню и купить молока. Когда наши женщины исчезли среди деревьев в поисках земляники, Абрам и я пошли в деревню.

     Кто-то указал нам избу, где жила женщина, имеющая корову. Абрам вошел туда, но возвратился через одну-две минуты с пустыми руками, говоря: "Только за хлеб". Так как мы не запаслись для этого хлебом, то возвратились обратно, без молока.

     Как видите, мы чувствовали себя не плохо, несмотря на трудности, составлявшие помехи в моей работе в "Дирижаблестрое" и так часто раздражавшие меня, особенно в первые четыре года. Моя домашняя жизнь протекала безмятежно в обществе собак и кошек на моей квартире на Мясницкой улице непосредственно под благожелательным пристальным взглядом ОГПУ, окна которого были ориентированы прямо в мою сторону.

     Вначале у нас были всего лишь три собаки: Титина и ее два щенка. Затем к ним присоединилась Мариана, которую я нашел на московской улице. Кошек никогда не было больше трех. Все они - заблудившиеся, спасенные моей дочерью Марией, когда она гостила у меня во время своих каникул.

     Но однажды мой домашний зверинец был пополнен еще появлением курицы по имени Воскресенье, с которой я познакомился во время одной из моих поездок выходного дня за пределами Москвы. Я остановился у крестьянской избы с тем, чтобы спросить, не могу ли я купить свежих яиц. "Яиц нет", был ответ, "но Вы можете купить курицу". Я купил курицу и назвал ее Воскресенье.

     Воскресенье свободно гуляла по дому, что вызывало большое недовольство со стороны моей домработницы Насти. Вечером Воскресенье усаживалась на торшер в прихожей. По утрам, точно в семь часов, она просыпалась и "тап-тап", спокойно кудахтая, шла в мою спальню будить меня. Она обычно вспрыгивала на мою постель и клевала мои руки. Затем она порхала вниз и шла в столовую, где Настя готовила мне завтрак. С моей кровати я мог слышать хлопанье крыльев, Это Воскресенье взлетала на стол и клевала мякиши с моей булочки. Она оставляла мне корку, которую я любил и, таким образом, мы делили булку по обоюдному молчаливому соглашению.

     Я не требовал, чтобы Воскресенье была высоко разумным созданием, но это было фактом, что она составляла мне очень приятную компанию, и я привык видеть ее поблизости. И, в конце концов, Настя стала против нее протестовать столь энергично, что ради мира и спокойствия я был вынужден отдать курицу другим людям.