Умберто Нобиле "Мои пять лет с советскими дирижаблями". Акрон, США, 1987г.
Забавное отвлечение. Среди трудностей моей работы было судебное преследование, которому я неожиданно подвергся в Москве. Как будет видно, я легко его преодолел.
Это случилось летом 1932 года, кажется в июле, и вот как это всё происходило.
Я жил в центре Москвы, вблизи угла большой Лубянской площади, в конце длинной, извилистой улицы, одной из наиболее перегруженных в городе. Она в то время называлась Мясницкой, а впоследствии, после убийства Кирова, была переименована в улицу Кирова.
Вдоль этой улицы проходила трамвайная линия, снятая через несколько лет, когда булыжное покрытие проезжей части улицы было заменено асфальтом. (И здесь, в скобках, я должен сказать, что покрытие целой улицы длиною свыше 1,5 км было выполнено всего за 3-4 дня; такое часто имело место в России, где после ожидания месяцами или даже годами решения о выполнении какой-либо работы, она вдруг делалась внезапно, выявляя возможность удивительной быстроты действия).
Так вот, трамваи ходили в обоих направлениях по Мясницкой улице, а прямо против моего дома была остановка. Результатом этого было то, что выезд из ворот часто был загорожен толпой людей, ожидающих посадки на трамвай.
Однажды я выезжал со двора на автомашине "Фиат", которую я привез из Италии, полагая, что она даст мне возможность сберечь время при неизбежности постоянных переездов между Москвой и Долгопрудной. Эта идея оказалась ошибочной, так как мой роскошный автомобиль все время причинял мне различные неприятности и маленькие неудачи. Это всегда приводило к растрате большого количества времени и несомненно надоело бы, если все рассказывать. Кроме меня, проживал здесь один из моих итальянских сотрудников Никола де Мартино, которому впоследствии пришлось быть свидетелем на судебном процессе.
Я выезжал, как всегда, медленно и почти остановился за воротами, когда такси, шедшее вдоль улицы, вдруг рванулось вперед, маневрируя среди людей, ожидавших трамвая. Столкновение было неизбежным. Мой автомобиль получил удар в переднюю часть и бампер оказался закрученным. Это было досадно, так как моя машина была новой. Но это не представлялось заслуживающим внимания, беспокойства и потери времени на предъявление претензии о повреждении к кооперативной организации, которой принадлежало такси. Я подал свою машину назад во двор, намереваясь исправить бампер с тем, чтобы выехать снова.
Но старая сказка про волка и ягненка здесь возымела силу. В этом случае волком оказался водитель такси, решительный молодой человек, высокий, крепкий, широкоплечий. Убедившись, что я не собираюсь подавать жалобу, он решил, что это сделать может он. Подойдя ко мне в то время, как де Мартино и я снимали бампер, он хладнокровно сказал что-то, что при моем плохом знании русского языка было мне непонятно. Однако я, не колеблясь, сказал в ответ с тем же хладнокровием на итальянском языке, что, наоборот, вина лежит полностью на нем. Мы продолжали вести этот диалог в течение некоторого времени, причем, никто из нас не понимал ни слова из того, что говорил другой. Наконец я решил, закончив то, что я делал, пожать плечами и садиться в машину, чтобы продолжать мое прерванное путешествие.
Но мой оппонент не был согласен со столь благоразумным решением. Я узнал впоследствии, что он опротестовал появление некоторых царапин на покраске его такси в результате происшедшего столкновения. Он заявил о своем неодобрении, встав, расставив ноги прямо перед моим автомобилем, с явно выраженным намерением преградить мне дорогу на выезд. Не желая быть задержанным, я продолжал двигаться вперед, показывая ему жестом, чтобы он сошел с дороги. Но что он решил сделать в ответ на мой жест, так это пойти и закрыть ворота. Очевидно, он думал так: "Этот буржуй показывает решительность проехать через мой труп, но он не сможет проехать через закрытые ворота".
Этот жест упрямого человека заставил меня потерять олимпийское спокойствие, которое я сохранял до этого момента. Я выскочил из автомобиля и не раздумывая больше об очевидной диспропорции мускулов моего противника и моих, схватил его за широкие плечи и с некоторой грубостью (я этого не отрицаю) вытолкнул его на улицу и открыл ворота снова. Удивленный быстротой моих действий, человек не оказал сопротивления. Это дало мне возможность сесть обратно в машину и выехать вместе с де Мартино.
Этот инцидент совершенно вышел из моей памяти, когда, несколько дней спустя, сотрудник милиции явился в мою квартиру с судебной повесткой. Мне предлагалось явиться в указанный день и час, в такой-то и такой-то суд, на такой-то и такой-то улице для объяснений по обвинению в плохом обращении с советским гражданином. Водитель такси принес свое заявление, обвиняющее меня, миролюбивого человека! Если бы он хотел, он мог бы помочь себе кулаком, когда я схватил его за плечи, и в этом случае я не знаю, как я сумел бы уйти от него. Но, к счастью для меня, он предпочел обратиться к закону, чтобы наказать меня за грубость.
Я прибыл в суд вместе с Мартино, и девушка, говорившая по-английски была переводчицей.
Помещение суда было небольшое. Там стояло всего несколько рядов скамей, как в школе. В дальнем конце, слева от входа, был стол с тремя стульями.
Никто не присутствовал, кроме человека, принесшего свое заявление. Как только он увидел меня, он поднялся, подошел ко мне с широкой улыбкой и пожал мне руку. Это был рыцарский жест, который в этот момент я не оценил так, как он этого заслуживал. Мне показалось бесстыдным и дерзким с его стороны, что он смел встать и постарался быть вежливым после того, как испортил мне бампер и причинил лишнее беспокойство этим судебным процессом вместо простого соглашения. Я ответил на его широкий и дружелюбный жест небольшой и довольно кислой улыбкой, после чего мы сели все четверо: истец, я, свидетель и переводчица, в ожидании появления судей.
Они вошли точно в предназначенное время. Их было трое: профессиональный судья, который председательствовал, и двое рабочих, выступавшие в качестве его ассистентов.
Они выслушали истца, затем меня и, наконец, свидетеля. Переводчица устно пересказывала заявления - мое непосредственно, а де Мартино - после моего перевода на английский. Но, увы! Мы заметили, что на каждые десять слов, сказанных нами, девушка произносила по меньшей мере сто. Было ясно, что с целью усиления моей вины, она приукрашивала и расцвечивала наши заявления. Однако, результат, видимо, отличался и от того, что она ожидала.
Когда слушание закончилось, все трое судей удалились в совещательную комнату. Через несколько минут они возвратились и был зачитан их приговор. Решение было весьма мудрым - можно прямо сказать - решение Соломона. Оба мы были признаны виновными, так как мы оба нарушили безопасность окружавших нас людей. Я был приговорен к штрафу в размере 100 рублей, а мой соперник - к двум месяцам принудительных работ. (Это означало, что человек должен выполнять в течение этого времени некоторую общественно-полезную работу, причем, заработок его будет перечислен на государственный счет).
Председатель суда, повернувшись ко мне, добавил, что я имею 40 дней, в течение которых, если я захочу, то могу подать апелляцию на это решение. Мой оппонент не захотел подавать апелляции, что, конечно, считал и я совершенно правильным.
Я покинул помещение суда несколько подавленным. Не потому, что меня расстроила необходимость уплаты ста рублей, которые в то время представляли для меня незначительную сумму, но это был вопрос справедливости, я был убежден, что я был прав и был удивлен, что судья этого не понял. Была ли в том вина переводчицы? Возможно.
Вернувшись на работу, я попросил секретаря отметить дату окончания срока возможности подать апелляцию в полной уверенности, что она напомнит мне, когда обусловленный период времени будет подходить к концу.
На этот раз я твердо решил обходиться без переводчика. Я подумал, что лучше всего описать ясно и достаточно подробно весь инцидент, дополнив его достаточным количеством рисунков и сделать заранее перевод текста на русский язык. В этом случае не может случиться недопонимания.
"Могу ли я сам пойти сегодня в суд? - спросил я Летейзена, который в это время был моим заместителем. "Вам нет необходимости идти туда самому. Будет достаточно, если Вы пошлете Вашего секретаря с этим заявлением", был его ответ.
Два часа спустя секретарь вернулась с триумфом и сказала, что суд принял во внимание мою апелляцию и изменил конец решения на мою полную реабилитацию.
Так я освободился от постыдной записи в моей тетради, запятнанной решением о штрафе, который был наложен на меня в Советском Союзе.
А какова отсюда мораль? Если можно отсюда вывести мораль, то она такова. Суд в России - скорый. Нет чрезмерных формальностей, нет бесполезных и многословных дискуссии, нет потери времени, нет адвокатов. И в заключение о судопроизводстве в моем конкретном случае. Правильное решение, в конце концов, было принято.