Умберто Нобиле "Мои пять лет с советскими дирижаблями". Акрон, США, 1987г.
Однако в Италии я встретил затруднения, и немалые. Муссолини чувствовал себя виноватым в отношении ко мне и был очень рад, что я намеревался покинуть страну. Но Бальбо, злейший из моих врагов, влиятельный фашистский лидер (про него говорили, что его боялся и сам Муссолини) мог, конечно, сделать все, чтобы не позволить моему соглашению с ВОГВФ войти в силу.
Озлобление Бальбо было уже продемонстрировано в июле этого года, когда он отговорил доктора Эккенера от намерения пригласить меня (а такое намерение у него было) принять участие в арктическом полете дирижабля "Граф Цеппелин"'. Позднее он старался воспрепятствовать моему участию в походе ледокола "Малыгина". Муссолини дал свое согласие, но, несмотря на это, к концу июля Итальянское правительство (видимо по настоянию Бальбо) представило на рассмотрение Советскому Посольству в Риме ноту протеста Правительству СССР против адресованного мне приглашения. Этот протест пришел, однако, слишком поздно. Во всяком случае, Советское Правительство не приняло его во внимание.
Но новые препятствия, и даже более серьезные, были снова воздвигнуты на моем пути. Все же, в конце концов, помогло вмешательство одного моего близкого друга, который занимал влиятельную позицию среди фашистских вождей. Муссолини удалось убедить в том, что останется плохое впечатление за границей, если он воспрепятствует моему переезду в Россию. Ведь там может быть продолжена работа по строительству дирижаблей, которое было прекращено в Италии. В середине октября я получил официальное извещение, что итальянское правительство не имеет возражений против моего отъезда в Россию для работы в качестве технического консультанта ВОГВФ.
Но даже и после этого извещения Бальбо продолжал чинить мне затруднения всякого рода. Я уже упоминал о том, как осенью 1929 года с целью препятствования Советскому Правительству купить дирижабль №6 в Италии он дал приказ о его разборке. От окончательного уничтожения был сохранен полный комплект шарнирных узлов, которые служили для соединения отдельных элементов металлической фермы, усиливающей нижнюю часть корпуса. Эти узлы требовали для изготовления их высокой квалификации рабочих. В России, где производственные мастерские для постройки полужестких дирижаблей еще должны создаваться и оборудоваться на голом месте, трудно было рассчитывать в короткий срок на получение требующихся станков и рабочих, способных на них работать. Поэтому "Дирижаблестрою" было выгоднее купить у итальянского правительства эти детали в готовом виде даже по дорогой цене. Ведь эти расходы компенсировались весьма существенным выигрышем во времени при сооружении первого советского полужесткого дирижабля. Вот почему в момент, когда я покидал Москву, "Дирижаблестрой" просил меня приобрести для него этот комплект узлов.
Немедленно по прибытии в Рим, я взял дело в свои руки. Начальник Бальбо в кабинете министров, препятствуя моим действиям, приказал Военному заводу воздухоплавательных конструкций немедленно продать в лом все металлические шарнирные узлы, которые имелись на складе. Эта продажа была оформлена по цене менее, чем в три фартинга за 0,5 кг веса для национальной организации развития южной Италии, представителем которой был Рикардо Мотта из Милана.
Услышав об этой продаже, я связался с Мотта, который сообщил мне, что скрап-металл, который он купил, уже послан в Терни для измельчения. Не теряя времени, я отправился туда и нашел драгоценные детали, лежащими на дне ямы, готовые к сбрасыванию в печь для переплавки. Часом позже я уже ничего не мог бы найти. Так я получил возможность выкупить их обратно уже по цене один пенни и три фартинга за 0,5 кг веса. Это были те самые детали, которые итальянское правительство могло продать "Дирижаблестрою" по цене в две тысячи раз больше!
В результате эти узлы были спасены от уничтожения в самый последний момент и были успешно использованы в России при сооружении дирижабля В-6, о котором я расскажу позже.
Тем временем в России Аэрофлот запросил согласие Сталина на ратификацию договора между мной и Гольцманом, заключенного осенью 1931 года. Сталин согласился, и в январе 1932 года я был приглашен в Москву с тем, чтобы подписать окончательное соглашение и одновременно обсудить план работ, которыми я должен буду руководить.
В это время мне предстояло работать с Пурмалем, который был начальником "Дирижаблестроя". Он, по-видимому, мало что знал о дирижаблях, но был вполне порядочным человеком, простым и благородным, с которым было приятно иметь дело. Пурмаль дал мне на рассмотрение план, содержащий не более и не менее как 425 дирижаблей всех типов и размеров, которые предполагалось построить в СССР в течение ближайших пяти лет! Летейзен, один из заместителей начальника "Дирижаблестроя", работал одновременно также и в качестве переводчика. Он сказал: "Люди уже становятся в очередь у наших дверей, ожидая выполнения этого плана. Ежедневно различные организации требуют от нас дирижабли для удовлетворения их нужд. В некоторых регионах страны совсем нет дорог. Они собираются даже использовать дирижабли для ведения посевных работ. Программа производства, которую нам предстояло разработать, была явно недостаточна, чтобы удовлетворить всем заявкам, которые мы получили к этому времени".
Я приехал к Летейзену ошеломленный. Я спросил его: думая ли он о той огромной сумме денег, которая потребуется для сооружения такого огромного количества дирижаблей за пять лет, в особенности в условиях, когда мы вынуждены начинать все с самого начала. Производили ли вы хотя бы грубую оценку требуемых затрат? "Нет" - ответил он. "Это сделаете Вы".
Было нелегко сделать такую калькуляцию тогда и там, но, не входя в детали, я подсчитал сумму, которая составила многие сотни миллионов рублей. Летейзен заметил: "Деньги считать не надо. Мы найдем все, которые нам потребуются". Он не был смущен и моим мнением, что это не столько вопрос денег, как вопрос о том, на что эти деньги должны быть потрачены: мастерские, лаборатории, эллинги, подготовка специалистов, пилоты, материалы и т.п.