Новиковы К.П. и Г.К. - династия воздухоплавателей
Бортмеханик К. Новиков выздоравливает
Газета "Комсомольская правда" от 11 февраля 1938 г.
Мурманск, 10 февраля. (Наш спец. корр.). Сегодня ваш корреспондент беседовал с начальником хирургического отделения мурманского госпиталя военврачом 1-го ранга М. В. Тюриковым. Тов. Тюриков, доктор с двадцатилетним стажем, лечит раненого при катастрофе дирижабля «СССР-В6» бортмеханика К. Новикова. Тов. Тюриков сообщил нам:
- 8 февраля, в 10 часов утра, к нам в госпиталь доставили тов. Новикова. Мы были предупреждены заранее. Все было готово к приему. Осмотр установил раны от удара на затылке, ушибы ног, рук. Несмотря на боль, Новиков, будучи в полном сознании, держался мужественно. Мы поместили его в лучшей палате, произвели перевязку, организовали наилучший уход.
Вчера рентген показал, что повреждений костей у тов. Новикова нет. Сейчас он быстро поправляется. Сегодня температура у тов. Новикова нормальная. Думаю, что через неделю тов. Новиков вполне поправится.
После беседы с врачом ваш корреспондент разговаривал с тов. Новиковым, который сказал:
- Я чувствую себя хорошо. Очень доволен уходом медицинского персонала, особенно доктора Тюрикова и медицинской сестры Уткиной. Надеюсь скоро поправиться и быть готовым выполнить любое задание партии и правительства.
В госпиталь сегодня с утра звонят пионеры, рабочие, трудящиеся Мурманска; они заботливо справляются о состоянии здоровья тов. Новикова.
Доказал Чернобыль
Журнал "Крылья Родины" N4 1987 г.
В начале осени прошлого года в редакцию позвонил мой старинный знакомый, бывший военный летчик: - Хочешь, познакомлю с редким парнем? Воздухоплаватель!
Спустя час он был у нас. Представился: - Новиков Георгий Константинович, - и смущенно уточнил. - Просто Георгий...
Через несколько минут освоился и увлеченно рассказывал историю отечественного воздухоплавания. Приводил яркие примеры, показывал преимущества аппаратов легче воздуха перед другими транспортными средствами, упрекал журнал за невнимание к этому вопросу. Уговаривать нас не пришлось: цикл статей по воздухоплаванию в течение года - то, что нужно читателю. Так и решили.
Спустя неделю Новиков позвонил и извинился: начал подбирать материалы, но вынужден прервать работу - командировка, примерно на месяц...
И вот Георгий снова в редакции.
Вернулся он из Чернобыля, где в составе оперативной аэростатной группы участвовал в ликвидации последствий аварии на атомной электростанции.
Держу в руках скромный на вид документ, отпечатанный типографским способом, только фамилия от руки, и не могу унять волнение - слова-то какие! "Выполняя задание Советского правительства в необычайно сложной обстановке, вы уверенно прошли испытание на мужество и стойкость, проявили высокие морально-политические и психологические качества..."
Да, страшной была та прошлогодняя беда. И перемена, происшедшая с Новиковым за этот месяц, становится понятной. Он рассказывает спокойно, сдержанно:
- Осень сократила количество светлых часов. Чтобы не снижать темпов сооружения саркофага для аварийного блока, пришлось использовать и темное время суток. Установка светильников непосредственно на крыше блока не удалась. Светить издали, с соседних зданий, - не эффективно.
Монтажники, перекрывавшие саркофаг, управляли кранами снизу из бронированных кабин и ориентировались с помощью телевизионных камер, находящихся на соседнем здании. Чтобы получить отчетливое изображение на экране, нужна сильная освещенность. Мачты устанавливать долго, опасно, и они загромоздили бы стройплощадку. Требовалось неординарное решение... О том, что такое аэростат, знают все. Отчасти из кинофильмов о войне. В последнее время он появлялся над Центральным стадионом в дни Олимпиады и Игр доброй воли. Идея с подвеской светильников на аэростате, таким образом, "витала" в воздухе. Говорят, что первым ее предложил Председатель Правительственной комиссии Б. Е. Щербина. В короткий срок все было организовано и на станцию направлена оперативная аэростатная группа. Вскоре к ней присоединились и мы - испытатели.
Необходимо отдать должное руководителям группы - В. Архипову, В. Куцу, Н. Новоселову. Прибыв на место работы и ознакомившись с условиями, они приняли решение, которое, надо думать, далось нелегко. Я бы даже сказал, потребовало особого мужества и ответственности. Эксплуатационники обратились за помощью к конструкторам и испытателям: "Нужно экспериментировать, а обучаться этому некогда. Давайте попробуем вместе..."
Новиков продолжает свой рассказ.
- Условия действительно оказались экстремальными. Я был ведущим инженером по испытаниям этой техники. Тогда и инструкции писал. Так вот - ни один из их пунктов выполнить на четвертом блоке было невозможно. Первой группе наших ребят выпало самое трудное. Пространства вокруг наземной установки никакого - кругом бульдозеры, краны. Теснотища жуткая, а длина аэростата - 33 метра. Ветер при порывах превышал предельно допустимый по инструкции в полтора раза. Низкая высота подъема - 150 метров, вся атмосфера, и без того турбулентная, дополнительно возмущена высотными зданиями.
Погода осенняя, плохая видимость, туман, морось. Вокруг грязь, совершенно противопоказанная нашим "нежным" тросам. А. Соммер, С. Кирпичев, А. Шипилов. А. Позднюк к 14 октября отладили всю систему, изначально предназначенную для работы в чистом поле и в ясную погоду, и подняли первый аэростат. Но неудачно. А 22 октября они уже подняли второй аэростат, а к тридцатому срок их пребывания в зоне повышенной радиации истек. На смену приехали мы с В. Скворцовым. Потом сменить нас прибыли К. Курбатский и Ю. Павлов. При одном из подъемов светильник ударился о забор и разбился. 8 ноября на тросе лопнули четыре нитки, и мы, не спуская аэростата, вырубали вышедший из строя участок. Ночью аэростат висел над блоком, а днем его выбирали до 70 метров, чтобы не мешать работе авиации. Светильник при этом ложился на землю. Для того, чтобы сократить количество дозаправок гелием, мы каждый раз переполняли его, что также не предусмотрено никакими инструкциями. Заправку вели через хвостовой аппендикс в нижнем киле. Такое раньше и в голову бы не пришло, но - не хватало места, чтобы развернуть мачту и наполнить баллон штатно через высоко расположенный клапан в носовой части.
Да, рассказ сдержан и спокоен до такой степени, что создает даже впечатление обычности ситуации. Но напомню, - эта последовательность, казалось бы, простых действий, кроме того, что она осложнялась упомянутыми Новиковым нестандартными условиями, проходила в обстановке, которую сейчас называют экстремальной - в присутствии невидимого, но смертельно опасного врага - радиации. Когда установлены указатели: "Здесь только бегом", и "Туда нельзя"... Когда нет страха, и только внутреннее сознание и самодисциплина ограждают от беды.
Месяц и два дня аэростат непрерывно находился в воздухе. 24 ноября саркофаг был перекрыт, а аппарат спущен и "похоронен" в могильнике. Он мог бы служить и дальше, но относительно низкая стоимость техники продиктовала это решение - дезактивировать аэростат не стали.
Четкая, продуманная буквально до каждого шага, каждого движения работа небольшого коллектива воздухоплавателей обеспечила непрерывный круглосуточный монтаж перекрытия, позволила ускорить завершение строительства саркофага.
...Г. Новиков живет в подмосковном городе Долгопрудном, когда-то славившемся своими воздухоплавательными традициями. Там находился "Дирижаблестрой", и по стране летали созданные на нем отечественные корабли легче воздуха. Создавала их молодежь - комсомольцы тридцатых годов. Когда понадобилась помощь оказавшимся в очень трудном и опасном положении полярникам с дрейфующей станции СП-1, эти парни одними из первых откликнулись и подняли в воздух самый мощный дирижабль эскадры - "СССР В-6 "Осоавиахим". Полет этот, к сожалению, окончился трагически.
6 февраля 1938 года В-6, спешивший к папанинцам, держал курс на Мурманск, к месту последней промежуточной посадки. Из-за поднявшейся пурги видимость почти полностью пропала - за окнами в свете прожектора метался снег. Вдруг что-то темное и огромное стремительно надвинулось, закрывая собой все... От резкого маневра корма дирижабля просела и моторной гондолой, в которой нес вахту бортмеханик К. Новиков, ударилась о деревья, сплошной стеной покрывавшие сопку. 13 воздухоплавателей погибли. Их имена выбиты на мраморе памятной доски, установленной на центральной улице Долгопрудного. Шестеро остались в живых... В 1950 году умер Константин Новиков: 12 лет сказывались раны, полученные в катастрофе. В войну он давал вывозные механикам дирижабля В-12. Потом, все-таки списанный с летной работы, стал механиком в Центральной аэрологической обсерватории. В 1944 году у него родился сын Георгий, который по примеру отца избрал редкую профессию.
- Уже в зрелом возрасте - под тридцать - чувство невыполненного долга стало для меня невыносимым. И бросил радиотехнику, которой занимался пятнадцать лет. Такое решение далось нелегко. Даже теперь, после Чернобыля, хотя я и испытываю определенную гордость за свою работу, не могу сказать, что полностью удовлетворен.
Несправедливо забыто и лишь ограниченно применяется у нас воздухоплавание. Будь развита аэростатная техника (не для ликвидации того, чему пришлось стать свидетелем, - такого больше быть не должно, а на случай более простых аварий: пожар, наводнение...), она оказалась бы эффективней авиации. Вся система управления - три лебедки, поскольку при заданных длинах трех тросов аппарат, в принципе, всегда окажется над нужной точкой. Так что необходимо эту технику развивать. Это и доказал Чернобыль со всей очевидностью...
Воздухоплавание. Более двухсот лет назад вошло в обиход это понятие. Потом также называли и полеты на первых аппаратах тяжелее воздуха. Еще позже слова "авиация и воздухоплавание" произносились только так - вместе. Теперь же "аэропланы" практически полностью вытеснили из неба аппараты легче воздуха - свободные аэростаты, дирижабли и даже аэростаты привязные. Доводы Г. Новикова в отношении пользы последних кажутся вполне убедительными. В настоящее время ведется большая дискуссия и о дирижаблях. Преимущество воздухоплавательных аппаратов - в дешевизне механизма создания подъемной силы. Прежние же трудности с управлением и надежностью дирижаблей представляются вполне преодолимыми с помощью современных технических средств.
О. Алексеев
Аэростат над Чернобылем
Журнал "Дружба" за май 1989 г.
Все дальше уходят от нас апрельские дни 1986 года, когда на Чернобыльской АЭС произошла катастрофа. Ликвидировать ее последствия стало труднейшим, героическим делом. Среди множества специалистов работали на ЧАЭС и люди редкой ныне профессии - аэростатчики, которых возглавлял инженер из подмосковного города Долгопрудный Георгий Новиков.
- Малый поворот вправо! Еще немножко. А теперь придержи, тень откуда-то взялась.
Это - команды крановщику. И тут же по другому динамику в соседний бункер:
- Мужики, дайте "люстру" чуть влево. Темно там, братцы!
Инженер-воздухоплаватель оперативной аэростатной группы Георгий Новиков, к которому относятся последние слова, и сам уже видит на телемониторе тень от многотонной металлоконструкции, похожей на хоккейную клюшку, которую монтажники укладывают на стальную раму покрытия чернобыльского саркофага. Надев респиратор, Новиков выбегает за дверь. Дальше - тоже бегом. Хотя радиационный фон уже сильно уменьшился, долго оставаться вне помещения нельзя. До стены блока - тридцать метров. Сдав немного расчалку, маневрируя "люстрой", Новиков устанавливает ее в нужном ракурсе - и бегом назад. У входа в бункер старательно моет сапоги в противне с проточной водой. Таковы строгие правила, иначе нельзя.
В черном небе, мягко поводя стабилизаторами, словно рыба плавниками, лениво покачивается на привязи богатырь аэростат. Подвешенные к нему газоразрядные лампы (каждая мощностью двадцать киловатт) льют на саркофаг потоки света. С чьей-то легкой руки это сооружение получило несколько легкомысленное название "люстра".
Всю работу монтажники-операторы ведут из бункера. С помощью дистанционного пульта управления они наводят стоящие на крыше соседнего здания телекамеры на нужное место стройки - сейчас это пролет блока с нависшей над ним металлоконструкцией, и на экранах своих телемониторов видят его с разных ракурсов.
- Вира! Еще вира! Хорош. Разверни чуть влево. Майна!
Крановщик в своей, тоже изолированной от внешнего мира кабине, выполняя команды корректировщика, только успевает нажимать кнопки управления, заставляя ажурную стрелу исполинского крана, чутко лавируя громоздкой "клюшкой", укладывать ее точно на предназначенное место.
Когда выяснилось, что монтаж покрытия саркофага будет проводиться с расстояния, сразу же встал вопрос: как отцеплять гак стрелы от поднятой наверх металлоконструкции? Ведь людей там не будет. Посыпались предложения. Начались пробы, испытания, доработки... К началу монтажа приспособление "паук" - навешенное на гак кольцо, от которого шли четыре такелажных стропы с саморасстропляющимися крюками - было изготовлено. Срабатывал "паук" безотказно.
Услышав в динамике удовлетворенное "порядок!" и взглянув на телемонитор, крановщик нажал кнопку "майна". "Паук" отпустил "клюшку".
Георгий Новиков - Юра (так зовут его дома) прилетел на Чернобыльскую АЭС вместе с товарищем по службе Владимиром Скворцовым в конце октября 1986 года, ясным, погожим днем. Листва с деревьев уже опала. Земля была покрыта золотисто-красным ковром. Хотелось походить по нему, помечтать. В долгопрудненском лесу Юра любил собирать опята, а они как раз имеют привычку прятаться под опавшей листвой. Внешне в чернобыльской природе ничего устрашающего нет. Деревья, кустарники, высохшая на корню, будто из-за чьей-то лени не скошенная трава - все вроде бы привычно. Но гостей Чернобыля сразу предупреждают: ходить везде, без разбору нельзя. Яблоки рвать -
тоже. А ими деревья усыпаны. (Вот почему женщин сюда не пускают, ведь Ева сорвала то роковое яблоко!).
Ощущение сломанности людской жизни охватило Юру сразу. Не так давно построенные дома были холодно-пусты без хозяев. Повсюду необычная тишина. Тоскливо и одиноко. Дозиметрические приборы всюду показывали повышенную радиацию. Над полями летали вертолеты, шлейфы распыляемой жидкости тянулись за ними. Проводилась химическая дезактивация.
Машины на дорогах делились здесь на две категории: "чистые" и "нечистые". "Чистым" не разрешен въезд в зараженную зону, "нечистым" - встречаться с "чистыми" и выезжать из зоны. На ветровых стеклах этих машин предупреждающие знаки - желтый круг с тремя красными лучами.
Все прибывшие получили специальную рабочую одежду - лавсановые штаны с большими накладными карманами и пристегивающимся нагрудным фартуком, с такими же карманами куртку, кирзовые сапоги и
шапку с козырьком. Юра распихал по карманам необходимую мелочь, прошелся во всем новом. Удобно, хорошо. Форма сразу как-то сроднила его с другими, теми, кто приехал сюда - работать в тяжелейших условиях. А то, что режим работы у них будет очень напряженный, Новиков понял сразу. На месте разрушенной взрывом северной стены четвертого энергоблока была возведена новая, каскадная стена из пяти двенадцатиметровых ступеней, напоминавшая египетскую пирамиду. Как инженер Новиков легко представил себе, сколько усилий потребовалось строителям, чтобы в короткий срок возвести эту грандиозную стену в самом пекле радиации. Но не все еще было сделано.
Требовалось накрыть саркофаг, все еще источающий радиоактивные вещества, "крышкой". Работали круглые сутки, не различая времени - днем и ночью. Долго думали, как осветить место монтажа на семидесятиметровой высоте? С земли невозможно, светить надо было только сверху.
Вот тут-то и вспомнили об аэростатах, сделавших на своем веку уже немало полезных дел. Решили, что аэростат поднимет над жерлом саркофага сильные газоразрядные лампы - и это было отличным решением! Так воздухоплаватели-аэростатчики стали работать на Чернобыле.
Чтобы собрать аэростат, наполнить его оболочку газом, по самым минимальным техническим нормам, нужно свободное пространство хотя бы около ста метров в диаметре. Такое место было, но как подвести собранный аэростат к месту работы, если все небо разлиновано проводами высоковольтных линий? Длина аэростата - тридцать два метра, две с лишним тысячи кубометров гелия вмещает он, и вот эту махину стали собирать на тридцатиметровом пятачке. Надо - значит надо. Это понимал каждый. И выполнили невероятно сложную инженерную задачу, собрали аэростат. Для его подъема выбрали безветренный день. Но все ж таки ветер подловил их. Когда старший лейтенант Александр Ясенев скомандовал "Подъем!" и "рыба" стала всплывать, налетел шквал. Аэростат, словно парус, швырнуло так, что, казалось, вот-вот лопнет трос. Порывы ветра с нарастающей силой толкали его в мягкие бока. Он вскидывался, как живой, и все норовил нырнуть вниз, поближе к земле. Стабилизаторы не в силах были регулировать его ход. Того гляди, упадет махина на крышу соседнего, третьего блока.
- Инженер, что будем делать? - крикнул Ясенев.
Новиков вскочил в машину с лебедкой, стал выруливать, отводить аэростат в сторону. Он умел укрощать его крутой норов. Но как развернешься в этом узком "коридоре"?
- Может, загнать на высоту? - предложил Ясенев.
- Нельзя.
- Почему? Троса хватит на тысячу-полторы тысячи метров, на высоте, может, и ветер потише.
- У меня приказ ВВС - выше вытяжной трубы АЭС аэростат не поднимать.
Новиков знал: приказ такой дан неспроста. В воздухе периодически летают вертолеты, проводят дозиметрический контроль. Тонкую ниточку троса пилоту на скорости не разглядеть.
Дождавшись затишья, Новиков включил барабан лебедки, стал понемногу опускать аэростат. Тот все еще "клевал носом", но уже между зданий. Неожиданно упала на землю сорванная расчалка. "Люстра" со звоном ударилась о стену, лампы разбились вдребезги.
Приближался вечер. Надо было срочно ставить новые лампы. Об этом позаботится Володя Скворцов. Утешало то, что сберегли оболочку. Хотя и не полностью. При первом же беглом осмотре Юра увидел дырку в оболочке, через которую с шипением выходил газ. Аэростат прижали к удерживающему устройству, и Юра стал накладывать заплату. В обычной обстановке это дело несложное - отмотал от рулона кусок перкаля, намазал резиновым клеем, прижал посильнее, и все. Здесь же время играло основную роль. Юра понимал, что слишком долго находится возле "грязной" оболочки, но не прерывать же работу! Наконец все сделал, и лампы уже успели сменить. Аэростат готов к рабочей вахте. Можно и перекурить.
Уже после вахты, в автобусе, Рентген - так прозвали они дозиметриста Александра Кобзева - стал проверять показания "карандашей" - личных дозиметров. Посмотрев на "карандаш" Новикова, Кобзев удивленно бросил:
- Ого, шесть единиц! Где это сразу столько схватил? Учти, ты у меня был на пятом месте, теперь перескочил на первое.
- Учту,- согласился Юра и вспомнил про злосчастную оболочку, вот где хватанул дозу!
До Карагота, их лагеря отдыха, по прямой пятнадцать километров. Но дорогой через Чернобыль - двадцать восемь. За разговорами, всегда оживленными, когда едут после вахты "домой", они промелькнули незаметно. Юра чувствовал себя хорошо. И вечером, ложась спать, тоже. Решил, что шесть единиц сразу - не так уж страшно.
А утром, проснувшись, почувствовал боль во всем теле, ломило так, будто он накануне таскал на себе бревна. Попробовал встать, размяться, тут же почувствовал боль в коленях. Казалось, под коленные чашечки кто-то насыпал песку, сгибаясь, они скрипели. В столовую не пошел. Только вот горячего чаю хотелось. Но здешнюю воду употреблять не разрешено. Пить можно лишь минеральную, ту, что в бутылках. Глотал ее с жадностью. Легче не становилось, боль не проходила.
Вечером все отправились в кино. Он отказался, сказал: - Что-то не хочется...
О том, что ему не по себе, промолчал. Еще врача вызовут. А это ни к чему, переможет боль, поправится. Сил-то всегда в избытке было.
В доме стало тихо. Только собачонка по имени Доза повизгивала. Забавная, привязавшаяся к ним собачонка, единственное оставшееся здесь, после того, как всех жителей эвакуировали, живое существо. Лохматенькая, вся черная, а лапы в белых "чулочках", Доза тоже при деле: она именем своим предупреждает - не перебери дозу! Установленная медициной допустимая доза облучения 20 единиц, не забывай об этом, атомщик, иначе...
Доза всякий раз пытается влезть вместе с ними в автобус, когда они едут на работу. Но ее в зону повышенной радиации не берут. Вот куда она свободно ходит вместе со всеми, так это в кино. Там тепло, и это ей нравится. Положит морду на лапы, лежит себе тихо, смирно. Только раз, когда на экране затеяли драку собаки - сердце не камень! - кинулась с лаем к собратьям, на выручку. Ее, бедняжку, с позором выдворили. С тех пор всегда ведет себя прилично.
Юра попробовал сесть за письмо. Представил: Элла, наверно, готовит ужин. Дочь Наташа - уроки. Богдан появляется из техникума обычно позже всех. Запыхавшийся, потому что к ним, на пятый этаж,- всегда бегом. Сам Юра тоже всегда бегом. Невольно пошевелил ногами. Прежней боли уже не чувствовалось, но и сил еще не прибавилось. Хотелось лежать и лежать.
Письмо не получилось. Врать не научился, а сказать, что его немножко, совсем каплю тут прихватило, нельзя - чего им зря волноваться?
Накануне отлета сюда он забежал к Элле на работу, в школьную библиотеку: сказать о своем решении. Увидел ее испуганные глаза. Но она не стала отговаривать. Понимала, что решение его крепкое, и иначе поступить он просто не может. Еще в тот апрельский день, когда все узнали о катастрофе, Юра понимал, что, если понадобится при ликвидации аварии его труд, он поедет. И когда этот день наступил, Элла просила его лишь об одном: об осторожности.
Домой в тот вечер шли вместе. Поужинали, собравшись за столом в кухне. Расходиться не спешили. Казалось, чего-то еще не договорили.
Юра внутренне всегда гордился тем, что его Долгопрудный заложен в тридцатых годах воздухоплавателями-дирижаблистами, среди которых был и отец, Константин Новиков. Сейчас трудно поверить, что в то время на этом месте было лишь опытное клубничное поле Тимирязевской академии и рос жидкий осинник. Курсанты воздухоплавательной школы и студенты дирижабельного факультета МАИ корчевали здесь пни, вбивали колышки для первых палаток. Потом построили дирижабельную верфь, порт, газовый завод, жилые дома.
5 февраля 1938 года флагман эскадры, дирижабль "СССР В-6" поднялся в воздух с летного поля в Долгопрудном и направился в Арктику, для спасения участников первой научной дрейфующей станции "Северный полюс". Через сутки полета, уже над Кольским полуостровом, в черноте полярной ночи и неистовой пурги дирижабль потерпел катастрофу. Они летели по неисследованной воздушной трассе, движимые чувством товарищества и взаимовыручки. Тринадцать членов экипажа не вернулись из этого полета. Среди шести уцелевших был получивший тяжелое ранение Константин Новиков. На фотографиях Юра видел отца цветущим, красивым, теперь же он тяжело болел. О катастрофе на В-6 отец рассказывать не любил, но просто о дирижаблях говорил с охотой.
- Посмотри, Юра, это летит наша "Победа",- показывал он фотографию,- мы построили дирижабль в сорок четвертом. Видишь, какой красавец!
И не напрасны были эти разговоры. Свою любовь к воздухоплаванию он сумел передать сыну.
Юре было шесть лет, когда отца не стало. Маме, воспитательнице детского сада, трудно было одной растить их двоих - его и брата Германа. Окончив восемь классов, пятнадцатилетним мальчишкой Юра пошел работать в Центральную аэрологическую обсерваторию, которая находилась тут же рядом, в Долгопрудном. Принимал радиосигналы с шаров-зондов, запускаемых в стратосферу. Вечерами учился в механическом техникуме. Потом окончил институт, тоже механический. И стал инженером-воздухоплавателем, специалистом по аэростатам.
Дирижаблей в ту пору уже не было. Но Юра-то верил: время их еще придет. К ветеранам дирижаблестроения в Долгопрудный приезжали, да и сейчас приезжают из Ленинграда, Киева, Свердловска, Львова, других городов молодые энтузиасты-инженеры, разрабатывающие конструкции новых дирижаблей. Частенько приходят почаевничать к нему домой. Эти встречи для Юриной семьи - настоящий праздник. Еще бы! Даже маленькая Наташка мечтает стать командиром будущего дирижабля. Ну, а Богдан поступил в авиационный техникум.
В детстве Юра, бывало, подолгу пропадал в городском Доме пионеров. Прошло много лет, и вот он, уже опытный инженер, собрал ребят в Доме пионеров, предложил:
- Давайте строить дирижабль. По чертежам, как настоящий.
Желающие сразу нашлись, ведь тут были и внуки аэронавтов.
На постройку им отпустили какую-то сумму, денег, понятно, не хватало. Элла старалась не замечать, куда уходят семейные сбережения. И наконец дирижабль - восьмиметровая летающая модель с дистанционным управлением - готов. Мальчишек переполняла гордость. Посмотреть, как дирижабль, негромко шумя моторчиком, кружит под потолком большого зала Дома пионеров, приходили и взрослые, особенно ветераны воздухоплавания. Смотрели и вспоминали свою молодость.
Что ж, судьбы отцов и детей обычно схожи. Вот и сюда, в Чернобыль. Юра прибыл, так же как когда-то отец, откликнувшись на постигшую людей беду.
...В комнату заглянул дежурный:
- Вас к телефону. Звонил с вахты старший лейтенант Ясенев.
- Юра, в тросе аэростата обнаружен обрыв четырех жилок. Это как, не страшно?
- Любой обрыв страшен - Юра взглянул в темное окно - Приедем к рассвету. Будем частично или целиком менять трос.
И как не бывало боли! Стал обдумывать, как лучше организовать замену троса, чтобы всем по возможности меньше находиться в зараженной зоне.
Снаружи послышались голоса. Тявкнула Доза, мол. открывай! И первой нырнула в дверь, умильно помахивая хвостом. После кино все сразу засобирались спать, завтра трудный день. Юра объявил, кто с ним поедет, назначил время выезда.
На рассвете они тронулись. В машине Юра сидел возле водителя. Впереди поблескивала после недавнего дождика дорога. Все чаще стали попадать в свет фар желтые с красными лучами предупредительные знаки - обочина заражена.
- Как думаешь, не скоро еще уберут? - кивнул на них Юра водителю.
Тот пожал плечами:
- Кто знает. Было как-то, разворачиваясь, заехал малость на сторону, думал, ничего, обойдется. А на контрольном пункте застопорили. Три часа ждал, пока проводили дезактивацию.
И вдруг засмеялся, вспомнив:
- И смех и грех. Тут бабулю задержали. Эвакуированную. В свою деревню пробиралась. Контрольные пункты сумела обойти - все тропки знает. Ее с вертолета увидели. Сели неподалеку. Подошли, стали спрашивать, зачем в зоне оказалась? "Хату свою посмотреть, сынки, цела ли? И куры у меня там остались, скоро зима, померзнут..." - "Но ведь здесь запрещено ходить, не знала, что ли?" - "И-и, голубки, как не знать! Знала. Только что из того? Хозяйство без глазу-то пропадет!"
Ближе к Чернобылю надели респираторы. В городе пыли больше, и радиационный фон выше. Вначале шли маленькие домишки, потом пятиэтажки и даже девятиэтажки. Ни одного огонька в примолкших окнах. Лишь черные их квадраты высвечивали фары. На миг сверкнут и гаснут. Тоскливо и горько сжималось сердце.
Угнетала тишина и одичалость, все кругом заполонил бурьян, цепкий, он рос нахально и буйно, на каждом клочке земли.
Прибыли на место, забрали инструменты - и к аэростату, который был прижат к земле. Отмотанный с барабана лебедки трос скручивался ужом, пришлось его растягивать. Обнаружилось еще несколько поврежденных мест. Решили весь трос не менять, а отсечь поврежденный участок. Этим и занялись капитан Александр Захарчук и старший лейтенант Александр Ясенев. Тянуло сквозняком, аэростат вздрагивал, рвался вверх. Юра прошел вдоль него, прислушиваясь, не посвистывает ли где, вырываясь сквозь крошечное отверстие, газ. Потом специальным зажимом укрепил трос. Теперь за аэростат можно было быть спокойным. К работе готов.
Светить всегда,
Светить везде!
Кто-то вывесил на стене бункера лист ватмана с этими, ставшими для них добрым символом, словами поэта. Под ними нарисовали льющиеся из-под аэростата огненные лучи.
Вот это и было их делом, постоянной заботой. Днем - проверять исправность всего аэростатного хозяйства. Ночью - давать много света монтажникам, чтобы сподручнее и быстрее им работалось.
К концу дня получили приказ перебросить аэростат на южную сторону саркофага. Первая мысль: как ветер? Синоптики предупредили, что к ночи ветер усилится. Значит, всей команде - готовность номер 1.
Новиков распределил, кто возьмет расчалки "люстры", кто будет у лебедки, кто потянет кабель.
- Задание все слышали? Надеть респираторы.
Сам повел грузовик. Сзади заскрипел барабан лебедки. Натянулся трос. Значит, аэростат поплыл за машиной.
Перед поворотом притормозил, придерживая аэростат: тот любил своевольничать, требовал к себе деликатного отношения, а иначе и не заставить его делать то, что надо.
Дальше повел грузовик вдоль западной стены, осторожно, без рывков, "шагом". Сбоку, посматривая на "люстру", шли солдаты, держа в руках расчалки.
- Как там? - приоткрыв дверцу, крикнул Ясеневу Новиков.
- Порядок. Идет, как на бал. Лебедка скрипела, значит, все же пошвыривает, но, видимо, в норме.
- А у Скворцова?
- Тянут. Раз молчат, значит, и у них порядок.
Подвели аэростат к указанному месту, Юра выключил мотор. Установили "люстру" в нужном ракурсе и закрепили расчалки.
- Хорош,- глянув еще раз наверх, подтвердил он. - Хотелось постоять немного под теплым небом с высыпавшими уже яркими звездами. Да где там! У южной стены радиационный фон вдвое выше, чем у северной. Если не хочешь получить лишнюю дозу, беги в свой закрытый от всего белого света бункер.
...В тот вечер получил Новиков письмо из дома и устыдился, что сам никак не напишет жене, детям. Элла спрашивала, скоро ли захоронят они этот злосчастный реактор. Богдан интересовался подробностями работы отца. Хороший мальчишка, внимательный, все чинит, уже помощник в доме. Были нелады с учебой, а с отъездом отца посерьезнел. Наташа внизу приписала: "Машка и Дашка (это ее хомячки) здоровы, едят и пьют хорошо, чего и тебе желают".
Отвечать уже не было смысла. Работа их приближалась к концу. Во время вахты они видели в телемониторе, как с каждой уложенной "клюшкой" суживается недостроенное пространство, его уже оставалось совсем мало. И с каждым днем росло нетерпение. Скорее бы запечатать саркофаг накрепко, навсегда.
...Последний взмах стрелы исполинского крана. "Ура!" монтажников и аэростатчиков, какой-то радостный вздох от сознания, что сделали, выполнили, справились. Кровля саркофага завершена. Но захороненные навсегда развалины реактора не останутся без присмотра. Специальные датчики, установленные вблизи бывшего реактора, покажут, что в нем происходит. По одной из вентиляционных шахт будет нагнетаться внутрь охлажденный воздух. Установленные с другой стороны фильтры станут улавливать самую тонкую радиоактивную пыль. Это все будет, а им уже зачитан приказ: "Оперативной аэростатной группе работу закончить".
Аэростат спустили. Открыли газовый клапан, и оболочка покорно легла на землю. Все.
Кто-то первым подошел к бетонной стене саркофага и размашисто написал на ней свою фамилию и название города, откуда прибыл. Стали расписываться и другие. Так расписывались в сорок пятом на стенах рейхстага наши солдаты. Стена запестрела автографами тех, кто бился с разбушевавшимся атомом и победил. Написал и Юра: "Г. Новиков, гор. Долгопрудный".
Виктор Бороздин
Династия Новиковых
Газета "Долгие пруды" от 23 июля 1999 г.
Юрий ждал меня на платформе "Долгопрудная". Мы не виделись с ним более 10 лет, но тем не менее, выйдя из вагона электрички, я еще издали узрел его высокую стройную фигуру, приветливо махнул ему рукой. Он увидел и заулыбался.
Разговор, как говорят в Одессе, "за жизнь" начался сразу, едва мы сели в его машину и покатили по улицам Долгопрудного. Я невольно обратил внимание, что теперь голову его изрядно посеребрила седина, рот, как и встарь, упрямо сжат, но глаза грустноватые...
И дома, присев за стол, продолжали разговор о прошлом. Прошлое всегда тащит нас за собой.
Юрию есть что рассказать, он много знает и умеет, а это нынче дорого стоит. Разговор начался медленно, от невидимой точки, и постепенно "набрал обороты".
Отец
Его отец, Константин Павлович Новиков, был военным авиамехаником РККА (рабоче-крестьянской Красной Армии), а с 1932 года авиамеханик только что созданного "Дирижаблестроя" - особой отрасли авиапромышленности, которая вошла в историю тем, что в труднейшие годы не только строила воздушные корабли, но и начала строить город Долгопрудный.
Только в 1936 году его семья обрела жилье в новом 5-этажном доме. Там поселились воздухоплаватели. Жили дружно в одном подъезде: Паньковы, Сусловы, Гудованцевы, Устиновичи... О них Константин Павлович любил рассказывать и считал, что это были неплохие годы, потому как воздухоплаватели тогда не знали таких слов как "ТВОЕ" и "МОЕ".
Несчастье стряслось неожиданно. 5 февраля 1938 года Константин Павлович в составе экипажа дирижабля В-6 в качестве бортмеханика отправился в трудный полет к Северному полюсу на спасение папанинцев. В районе Кандалакши дирижабль столкнулся с горой, не обозначенной на карте. Константин Павлович был на вахте в кормовой мотогондоле между радиатором и двигателем, следя за работой двигателя, когда раздалась громкая команда второго командира дирижабля Ивана Панькова: "Вправо до отказа, полный газ!".
Затем последовал сильнейший удар, вспышка ярчайшего света. Ударившись обо что-то виском, Паньков упал замертво. Страшный взрыв разорвал гондолу, выбросил на десятки метров горящие переборки, порвал стальные троса.
Константин Павлович потом рассказывал жене, что, сразу поняв, что случилась беда, он попытался открыть дверь гондолы, но ее заклинило.
Первый, видимо, самый сильный удар при столкновении со злополучной горой пришелся на мотогондолу, в которой находился Константин Павлович. Его со страшной силой сбросило с кресла и ударило головой о радиатор, а затем швырнуло на работающий на полных оборотах двигатель. Мелькнула мысль: "Выключить двигатель!".
Освещение мотогондолы погасло и пришлось в темноте нашарить "лапку" выключателя магнето. Удивительно, что при столь страшном ударе он не потерял сознания - это его спасло. Гондолу так сильно деформировало взрывом, что деталями конструкции с хрустом прищемило ногу. "Перелом!" - догадался Константин Павлович, плечом вышиб дверь гондолы, перевалился через борт и повис вниз головой над верхушками деревьев.
Сверху полыхало неистовое пламя, и он видел, как горящая оболочка дирижабля медленно оседала, накрывая и его, и деревья. Жар был нестерпимый, загорелась одежда. Из последних сил рванул ногу, и благодаря шелковому носку она все же выскользнула из мехового унта.
Спасло то, что мотогондола в этот миг просела, и он, угодил в рыхлый снег, покатился по склону. Снег погасил полыхающий факел, в который превратились меховая куртка и штаны.
Его нашли Устинович и Воробьев под сосной, спасшиеся чудом как и он, в 25 метрах от сгоревшего корпуса дирижабля...
Откачали Константина Павловича только в Мурманском госпитале, помогло могучее здоровье и великое желание выжить. Врачи его "залатали" и отправили долечиваться в Кисловодск. Долго ходил с палочкой, прихрамывая, и радовался, что может вновь работать в "Дирижаблестрое".
В отпуск Константин Павлович брал сына и уезжал в деревню Волоконовка, что под Белгородом (там останавливался Петр Великий, когда его солдаты волоком перетаскивали суда с одной реки в другую). Там подолгу рыбачил, ловил отборных раков, на костре варил уху. Свой последний полет на В-6 и погибших друзей вспоминал часто и при этом, грустно улыбаясь, говорил, что только опыт, даже если он дорого стоит, учит ценить блага жизни и человеческого труда.
В семейном альбоме сохранились старые фотографии рыбацкой хибарки, на бревенчатой стене которой он выжег "памятный знак": "К. Новиков 1948 г.", видимо чувствуя, что жить ему осталось немного...
Умер он 14 апреля 1950 года в возрасте 43 лет.
У Константина Симонова в поэме "Мурманские дневники" есть строки, посвященные экипажу дирижабля В-6 и механику Новикову:
Другим летели помогать -
Погибли сами...
В больницу привезен пилот.
Он весь - один сплошной ожог.
Лишь от бровей - глаза и рот -
Не забинтованный кружок,
Он говорит с трудом: - Когда
Стряслась с гондолою беда,
Когда в кабине свет погас,
Я стал наощупь шарить газ,
Меня швырнуло по борту.
Где ручка газа? Кровь во рту.
Об радиатор, об углы,
Об потолки и об полы.
Где ручка? На десятый раз
Я выключил проклятый газ,
Напрасный труд! Сквозь верхний люк
Врывалось пламя. Через щель
Внизу я видел снег и ель.
Тогда, сдирая кожу с рук,
Я вылез вниз. Кругом меня
Свистало зарево огня.
Я в снег зарылся с головой,
Не чувствуя ни рук, ни ног,
Я полз по снегу чуть живой...
Сын
Преемственность профессии великое дело, оно рождает трудовые династии, что всегда высоко ценилось в государстве Российском.
Георгий Константинович Новиков, (которого близкие и друзья всю жизнь зовут Юрием) - потомственный воздухоплаватель города Долгопрудного, которому вслед за отцом удалось также вписать несколько страниц в историю.
Когда мы ехали на машине по славному городу Долгопрудному, впереди на Летной улице показалась громада дирижабельного эллинга, так хорошо знакомого долгопрудненцам. Юрий, указывая на него, сказал:
- Исторический эллинг. Его построили немецкие инженеры, и перед самой войной Николай II купил его. Первую прописку он получил в России в чистом поле близ Бердичева...
И далее я узнал, что в "царское время" было построено 9 дирижаблей. Лучшими из них были "Альбатрос" длиной 77м, "Гигант" длиной 114м и другие. Во время Первой мировой войны в эллинг "закатывали" не только дирижабли, но и первые самолеты-бомбардировщики "Илья Муромец" Игоря Сикорского. Следовательно, стены этого превосходного сооружения видели не только корифея воздухоплавания знаменитого Александра Матвеевича Кованько, но и многих русских авиаторов, включая русского аса Первой мировой Петра Нестерова, творца первого воздушного тарана.
В 1932г. эллинг в разобранном виде перевезли в Долгопрудный, быстро собрали, свинтили, и он стал строительной верфью для всех основных дирижаблей в СССР: "мягкого" дирижабля В-3, затем под руководством Умберто Нобиле дирижабля В-5, и, наконец, полужесткого рекордного дирижабля В-6, как и всех последующих конструкций.
Признаться, для нас, авиаторов с седыми головами, было горько видеть, что этот эллинг давно не принимает в свое просторное чрево воздушные корабли, поскольку "Дирижаблестрой" еще в 1940г. прекратил свое существование, а вновь возрожденный в 50-е годы из-за инфляции и противодействий Авиапрома, так и не смог принять дирижабли нового поколения из новых материалов вроде кевлара, наполненных гелием, с малогабаритными мощными поворотными двигателями, с современным навигационным оборудованием, спутниковой связью, компьютерным управлением и прочими современными новинками. "Дирижаблестрой", увы, был вновь посажен на мель, а перед эллингом выросли деревья полуметровой толщины...
Меня интересовало, что удалось сделать Юрию в воздухоплавании, следуя по" стопам отца?
Оказалось, довольно много. Несмотря на то, что Страна Советов уже не строила больших воздушных кораблей в последующие годы, Юрий Новиков оказался в самом центре научно-исследовательской работы и занимался экспериментальными подъемами всевозможных аэростатов от самых маленьких (метеорологических) до весьма внушительных, объемом в несколько тысяч кубических метров. Подъемы аэростатов производились как в интересах народного хозяйства, так и в интересах обороны...
Аэростаты с полезным грузом в несколько тонн поднимали на большую высоту в стратосферу (например, специальный телескоп), поднимали антенны различных конструкций для сверхдальней связи, ретрансляторы, научную аппаратуру, рекламу, моделировали аэростатную трелевку леса в горах. Всего не перечислишь...
Минуты ползут медленно, но время летит стремительно. Юрий достал семейный альбом с фотографиями. Вот старое фото отца, где он среди членов экипажа дирижабля В-6. Рядом Устинович, старый воздухоплаватель, недавно отошедший в мир иной.
Вот фотография отца, где он обвязавшись веревкой, вылез из гондолы на пилон двигателя дирижабля В-2 и в полете, на высоте 700м над землей отремонтировал неисправный двигатель.
И вдруг фотография знаменитого на весь мир 4 блока Чернобыльской АЭС, полосатая труба, а над нею привязной аэростат...
Чернобыль
- Как тебя угораздило угодить в эту "болевую точку" XX века? - невольно задал я вопрос.
- В Чернобыль я попал очень просто, - не спеша начал Юрий, - я был в отпуске. Вдруг звонок зам. главного конструктора: "Срочно прибыть на работу!". В 8 часов 15 минут был у него, а в 10.00 уже был в пути. Нам с Владимиром Скворцовым предстояло сменить команду из четырех человек: Соммера Александра (недавно умер, так и не успев оформить инвалидность), Шепилова Анатолия, Кирпичева Сергея и Пазюка Сашу. Они уже нахватали свои рентгены и теперь оставляли поле боя...
Над 4 блоком, который уже одевали в саркофаг, Новиков и Скворцов поднимали мощные светильники общей мощностью в 40кВт (в противном случае пришлось бы консервировать взорвавшийся, постоянно излучавший мощнейшую радиацию реактор в кромешной темноте). Защиты от радиации почти никакой, а он всего в каких-то 30м.
Юрий сам видел, как строительные рабочие, молодые и пожилые, имея на руках лишь рукавицы, выгребали из подвалов какую-то темную жижу и заделывали трубопроводы.
Вертолетчики все время сбрасывали сверху мешки со специальной смесью, дабы законсервировать еще дымящийся злополучный энергоблок (по телевидению показывали эти документальные кадры). Насколько известно, многие пострадали от лучевой болезни.
Сейчас знают, как страшна, почти неизлечима лучевая болезнь: человек слабеет, начинают обильно выпадать волосы, пропадает аппетит, наступает полная апатия ко всему. Человек гибнет...
- Когда все ушло или все потеряно, все же остается БУДУЩЕЕ,- говорит Юрий, перебирая в руках многочисленные вырезки из газет "эпохи Чернобыля", - (тогда газеты писали много, но сильно преуменьшая экологическую катастрофу Чернобыля). - У меня женатый сын Богдан, работает в "АЭРОФЛОТЕ", есть внучка и дочь Наталия - хирургическая медсестра... "Сооружение саркофага тогда мы закончили как своеобразный грандиозный памятник "Головотяпству XX века". Стоять будет долго, и нет другого способа судить о будущем, кроме как по прошлому. Прогнозы же не всегда сбываются".
У него хранится "Российская газета" за 18 июня 1997 года с указом Президента, где сказано, что за заслуги перед Россией, за мужество и отвагу, проявленные при ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, наградить Новикова Георгия Константиновича орденом "Мужество".
Такова история династии Новиковых.
Лев Вяткин
Вот и вся работа!
Газета "Город Надежды" №27 (51) от 7 апреля 2006г.
Георгий Новиков - ведущий инженер по испытаниям Долгопрудненского конструкторского бюро автоматики (ДКБА). Это предприятие было образовано в 1956 году на базе 13 воздухоплавательной лаборатории ЦАГИ и с тех пор является единственным государственным воздухоплавательным предприятием в России. Участвовал в устранении аварии на Чернобыльской АЭС, награжден орденом Мужества.
Жизнь Георгия Новикова тесно связана с историей Долгопрудного. 75 лет назад здесь началось строительство первой в СССР опытной дирижаблестроительной верфи. Отсюда 5 февраля 1938 года экипаж дирижабля "СССР В-6" отправился в опасный полет на помощь папанинцам. Бортмехаником на дирижабле был отец нашего собеседника - Константин Новиков.
- Много ли летал ваш отец?
- Отец летал на многих дирижаблях, в том числе и на первом пассажирском дирижабле "СССР В-6". В ночных полетах был 407 часов, а в дневных — 497 часов 47 минут. Ночной полет считается наиболее опасным, поэтому летный стаж исчисляется раздельно. Много летал по Подмосковью, летал по маршрутам "Москва - Ленинград", "Москва - Свердловск", спасать дрейфующую станцию "Северный полюс-1", принимал участие в экспедиции челюскинцев.
- Расскажите о спасательной операции в Северном Ледовитом океане.
- 19 долгопрудненских дирижаблистов, среди которых был и мой отец, приняли участие в спасении терпящей бедствие станции "Северный полюс-1" Ивана Папанина. Был густой туман, и на второй день полета уже ничего не было видно. Карта, по которой пришлось ориентироваться, оказалась неточной, из-за чего командир поздно заметил гору. Корабль в нее врезался и загорелся. Тринадцать человек погибли, выжили шестеро. Отец был в очень тяжелом состоянии, его отправили в госпиталь в Мурманск. Позже от полученных травм он умер — мне тогда было шесть лет.
- Как вы решили продолжить дело своего отца?
- Пока отец был жив, моя мама работала в школе учительницей, но после смерти папы перешла работать в детский сад. Часто приходилось работать в две смены, иногда мать приводила детей к нам домой, потому что их родители работали допоздна и не успевали забрать своих детей до закрытия садика. В 1966 матушки не стало. После возвращения из армии я пришел к знакомому начальнику цеха на ДМЗ проконсультироваться по поводу моей будущей работы. Он сказал, что для возрождения дирижаблей нет перспектив. Поэтому я пришел в электронику. Позже ко мне приехал один человек, который собирал материал о том, где и на чем летал отец. И я подумал: как же так, чужие люди интересуются, а я, родной сын - нет. Так я решил продолжить дело отца. Я поговорил с Владимиром Шевченко - бывшим старшим инженером эскадры дирижаблей. Он работал в ДКБА. Так я пришел в воздухоплавание.
- Вы участвовали в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Было ли страшно?
- Никто не думал об опасности. Все чувствовали огромную ответственность, возложенную на нас, и думали об успешном окончании работ.
- Долго вы находились в Чернобыле?
- Месяц, но время - не самый главный показатель, главное, какую дозу облучения получил ликвидатор. Нужно было как можно быстрее выбросить графитовые стержни из реактора - вот и вся работа. Больше всего давила мертвая тишина, хотя вокруг была напряженная суета и движение. Еще возводилась каскадная бетонная стена, постепенно наращиваемая и сокращающая радиационное воздействие на людей. Вывозили зараженный мусор с крыши третьего блока, глушили реактор смесью из извести, брома и цемента. Сейчас в нашем городе живет около 200 ликвидаторов радиационных катастроф, более 100 человек входят в Долгопрудненское отделение организации "Союз - Чернобыль".
Ольга Титова
