Максимов Ю. - "Маленькая трагедия Заболотья" (1960-70е гг.)
Я родился в 1962 году. В 1964 нас выселили из Заболотья в Долгопрудный. Но до 1976 года я проводил все лето и почти все выходные и праздники у своих близких родственников в Заболотье. Постоянно не жил, но деревенский быт видел и знал непонаслышке.
Однако эти воспоминания - воспоминания ребенка и подростка. И мои представления о жизни людей (в частности, и Заболотья) конечно, не отражают объективного положения вещей.
Про деда знаю очень мало. Причина проста: в 1950-х он бросил семью, - в которой было 7 детей, из них только двое старше 18 лет, - и уехал куда-то в Сибирь. У него там потом появилась другая семья. Мы никогда о нем не разговаривали, даже не произносили его имени.
Бабушка прожила долгую и очень трудную жизнь, умерла в возрасте 85 лет. Пережила голод и лишения во время войны. Воспитала одна 7 детей. В военные годы она какое-то время была председателем колхоза в Заболотье.
Отец родился в Калужской области, с 1940 по 1964 год проживал в Заболотье. Голодал вместе с семьей во время войны. Из-за этого впоследствии, в 1953 году, лишился 1/3 части желудка. От инвалидности отказался. С 1945 года, - с 14 лет, - работал на заводе «Дзержинец» возле Савеловского вокзала токарем высшего разряда, имел право без проверки ОТК ставить личное клеймо на свои изделия. На заводе проработал 37 лет до самой смерти.
Отец был оптимист, «душа компании», весельчак. Его знали очень многие в городе. Участвовал в самодеятельности, был солистом ансамбля танца при ДК «Вперед». Имел подарки и грамоты. У него даже был пропуск на все сеансы кино в ДК «Вперед». Во время московского Фестиваля молодежи 1957 года выступал вместе с ансамблем в Колонном зале Дома Союзов, в Большом театре и на других престижных площадках. Руководитель ансамбля - Малинин, - когда переходил на работу в Москву, приглашал отца с собой в профессиональный коллектив (к сожалению, не помню названия). Но надо было кормить семью, и отец отказался. В 1981 году ему исполнилось 50 лет, и он поехал по путевке в Геленджик, а обратно привезли «груз 200». Написали, что сердце отказало. Мне было тогда 19 лет.
Мама родом из Волоколамского района Московской области, их в семье тоже было 7 детей. Мама попала под оккупацию. Рассказывала… ужас. После войны приехала в Москву. К Заболотью практически отношения не имела. Умерла в 1988 году.
Мой дед устроился работать на газовый завод в 1939-40 гг. и перевез из Калужской области семью. Сначала они жили в бараке. Если ехать от переезда на Новодачной по Долгопрудненскому шоссе к Дмитровскому, барак находился слева, то есть к северу от шоссе, метрах в 200 от переезда.
Деревня Заболотье располагалась по обеим сторонам Долгопрудненского шоссе, улицы проходили параллельно Савеловской железной дороге.
К началу 1960-х годов с юга Заболотье простиралось от середины расстояния между Марком и Новодачной до шоссе, далее вдоль железной дороги вплоть до школы №1 г. Долгопрудного. Трудно сказать, что можно считать старым местом заселения деревни. Вероятно, изначально деревня состояла из близлежащих к шоссе домов – это наиболее высокое место. А дома напротив Физтеха и в сторону Марка были построены позже. На поляне между железной дорогой и деревенскими участками примерно начиная с 1960-х годов размещалось футбольное поле.
Практически сразу после окончания войны дед отстроил собственный дом в «новой» части деревни, на южной окраине Заболотья – напротив построенного позже старого здания цеха химзавода (ТОС), который находился с другой стороны железной дороги. Дом располагался практически на одной линии с недавно отстроенным магазином «Метро» (если провести перпендикуляр от железной дороги). В нашей, южной от Долгопрудненского шоссе части деревни, дома стояли в 2 ряда. Дом моего деда стоял во втором ряду от железнодорожного полотна. Он был повернут перпендикулярно по отношению к остальным, фасадом к Москве. Сразу за ним начиналось поле, которое одно время даже чем-то засевали. Я помню, что именно это, ближнее к нам, поле было очень живописным. За ним была канава – спрямленное русло реки Мерянки.
Дом деда оставался крайним вплоть до выселения нашей семьи из деревни, дальше него больше ничего не было построено. Примерно посередине пути между Марком и Новодачной видна граница леска, который вырос на месте наших бывших участков – его хорошо видно из окна электрички. Поскольку дом был крайним, можно сделать вывод, что дома наших соседей были построены раньше. Это показывает, как Заболотье росло и в какие сроки. У ближних домов к пруду росли довольно старые деревья перед домами. Значит, они точно до войны строились. По задней границе нашего участка перед полем моими дедушкой и бабушкой были посажены 3 березы и рябина (сейчас сохранились 1 береза и рябина – ураган сломал 2 березы, жаль). Еще перед домом росла береза, кажется она еще цела.
Постепенно наша семья породнилась с местными жителями Заболотья. Самыми распространенными фамилиями в деревне были Спиридоновы, Пономаревы, Баулины, Бушуевы… Наш дом был последним на окраине Заболотья, но еще ближе к Марку, недалеко от реки Мерянка, рядом с железной дорогой, располагался отдельный дом, типа хутора. Его хозяевами была семья Овсянниковых.
Ближайший к нам колодец находился в 100 метрах восточнее от железной дороги (ближе к нынешнему «Метро»). Колодец в деревне очень важен, с нашей стороны не успели выкопать колодец - значит наши соседи слева, в основном построились недавно, может тоже после войны.
По всей видимости, первым был построен газовый завод - для нужд дирижаблестроения, а потом появились ДХЗ ТОС, НИОПиК и др. Местные называли единственный магазин в округе Новодачной, который и сейчас находится слева при въезде на завод, «Газуха» - любовно сокращенное от названия «газовый завод».
Слышал, что земли в районе газового завода, ранее принадлежавшие деревне Заболотье, в 1920-30 гг. были сданы в аренду предпринимателям-огородникам из Волоколамска. На этом месте было развернуто ягодное хозяйство. Колхозный сад находился рядом с Дмитровским шоссе, на этом месте сейчас огромная гора песка. Папа рассказывал, что раньше на коньках можно было кататься по заболоченному руслу Мерянки от Марка до Виноградово.
В районе нашей деревни, вблизи Долгопрудненского шоссе было сильно заболоченное место. Силами заключенных там проводились торфоразработки. Из торфа изготавливали цветочные горшки для рассады. Может быть, торфяные горшки были не единственным, что производили заключенные. По моим данным, это происходило в период с 1935 по 1950 гг., возможно с перерывом на время войны. Вероятно, торфоразработки просуществовали достаточно короткий промежуток времени, 1935-1950 гг. – это примерный промежуток. Зона и бараки располагались недалеко от нынешних гаражей (если ехать от переезда Новодачная к Дмитровке, дорога поворачивает направо, а слева - гаражи). Я лично видел остатки кирпичных кладок на противоположной по отношению к гаражам стороне болота.
По воспоминаниям старожилов, лагерь был небольшой, человек на 200. Оставшиеся от торфоразработок глубокие, с ровными краями длинные канавы шли с севера на юг. Островки и валы посередине… Позднее, во времена моего детства (конец 1960-х – начало 1970-х гг.) по ним мы пробирались в самый центр и ловили рыбу. Вода имела желтовато-черный оттенок. Торф был повсюду. Это место так и называли – «торфянка». Мы говорили: «Пойдем купаться на «торфянку»… Бежим сегодня с последних уроков ловить рыбу на «торфянку»!» Рыба была. Но не это было главным для пацанов. Весна, вольница, почти нетронутая природа…
Это было главное место игр ребятишек – за деревней. С востока - канава, с севера – Долгопрудненское шоссе, с запада – пруд и деревня. Из-за торфа вода на торфянке прогревалась быстрее - купались с 1 мая. Студенты МФТИ тоже туда раньше ходили купаться.
Время моих игр в компании долгопрудненских ребят на «торфянке» относится к концу 1960-х до примерно 1977 года. Мы играли там в индейцев. Нас окружал загадочный мир - таинственные шалаши на труднодоступных островках в центральной части болота, опасности встреч с местными ребятами. В середине 1970-х местными считались ребята с Новодачной (деревенские почти все переехали в Долгопрудный), мне совершенно незнакомые. Их плоты были лакомой добычей, но не дай бог повстречать там хозяев наших потенциальных трофеев! Мы также рисковали утонуть в трясине. Скрытые гати.
Болото, а точнее болотистую низменность, начали осушать в 1950-х гг. Прорыли канаву от железной дороги до Долгопрудненского шоссе вдоль заболоченного русла реки Мерянки – и ближние луга постепенно осушились. Рыбы там не стало. Не захотела она жить в пусть и глубокой, но канаве. Но, возможно, повинуясь инстинкту, или по какой другой причине, весной 1964 года большое количество рыбы пошло по канаве, как по северным рекам. Народ обловился. Словно старая фотография, у меня перед глазами стоит картина: наш кот ловит в большом тазу карасей, выловленных моей тетей, пионеркой, обычным сачком. А я еще был слишком мал, чтобы ловить рыбу.
Постепенно окрестности деревни все сильнее заболачивались. Болото за лесными посадками (в районе т.н. «курганов») появилось в нынешнем виде в последние 15 лет. Нарушилось равновесие в стоке долгих прудов. Думаю из-за дамбы-дороги в поле и засорения осушительных канав.
Я всегда считал, что «курганы» и валы, которые располагаются в лесу возле Новодачной, – это искусственные насыпные сооружения, которые сделали руками крепостных в 18 или 19 вв. как прудово-парковый ансамбль в духе того времени. Склоны курганов достаточно крутые, время еще не сгладило их. Для древних курганов наши уж больно крупные. Вывод: они довольно молодые. Предполагаю, что «курганы» раньше были островами. Конечно островами могли быть только два нижних кургана, а не все три (т.н. «большой» курган стоит выше, в лесу). В последние годы, в связи с заболачиванием ближних земель, даже летом вода не высыхает вокруг курганов, они превращаются в острова. Недалеко от шоссе, на краю леса, четко прослеживаются линии и аллеи парка из очень старых лип. Такие же липы, наверное, еще остались где-то возле Долгих прудов. В начале прошлого XX века курганы все были густо поросшими елками. Ураган 1939 года сильно проредил не только растительность на курганах, но и весь лесной массив. Туристы, а возможно, студенты МФТИ уничтожили последние елки в конце 1960-х на большом кургане. На двух других сохранились старые деревья и кустарник.
В Заболотье был дом лесника. Он находился по другую сторону шоссе от главной деревенской улицы, если ехать от переезда до Дмитровского шоссе, крайний к лесу. Сейчас это уже не один, а несколько домов и я уверен, что к лесничеству не имеет отношения.
Во время войны, точнее в 1941 и 1942 гг. моя бабушка со своим старшим сыном (моим будущим отцом, ему тогда было 10-11 лет) по ночам зимой пилили в роще березы, чтобы многодетная семья моего деда-красноармейца не замерзла. Лесник знал об этом, но закрывал глаза. Учтите – это было во времена Сталина, к тому же шла война! Папа рассказывал, что на санках по глубокому снегу удавалось уволочь 2-3 небольших дерева. Все березы тогда были небольшие, и отец говорил, что пилить было неудобно, потому что повалу мешали соседние – вот так часто они росли. А сейчас все по-другому!
На правах хозяина лесник держал и пас на краю леса 1-2 коровы и быка, на редкость бодучих. Мою дальнюю родственницу кто-то из них поддел на рога году эдак в 1977. Лечилась в больнице. Я всегда с опаской там проходил: кто их знает, может они и не привязаны.
Сейчас территория леса – это какой-то леспаркхоз (скорее всего – Хлебниковский лесопарк). Об этом говорили щиты в лесу, выставленные там в конце 1990-х. Было написано, что в лесу запрещено жечь костры и въезжать в лес на автомобилях. Щиты сожгли «туристы» на кострах лет 5 назад (в начале 2000-х гг). Тогда местные жители из близлежащих домов специально наняли и подогнали к роще трактор. Он прорыл траншею на пути въезда автомашин в лес. Сейчас редкие машины прорываются в рощу, да и то в засуху,– благодаря этому она еще более-менее цела. В роще часто проходят разные городские соревнования, их показывают по телевизору, но никто не обращает внимания, что за последние годы, по сравнению с 1980-ми, количество берез почти ополовинилось. Раньше в роще было много ландышей, земляники, цветов. Правда сейчас появилась малина.
Вблизи деревни Заболотье есть правильный квадрат из деревьев, с идеально круглой поляной в центре - около 50 м в диаметре. От нее отходят восемь радиальных просек - точнехонько к углам квадрата и к срединам его сторон. А коттеджный поселок севернее этого массива образует также почти идеальный квадрат, точнее каре из берез такого примерно того же возраста. Этот лесок сейчас рубят и застраивают. Судя по всему, площадка ровнялась под некое сооружение и должна была выравниваться строго горизонтально. А раньше каре берез скрывало мачты, на которых была растянута система так называемых диполей Надененко. Эти мачты, кольца и антенные канатики были видны с определенного ракурса. А, судя по размерам занявшего ее место коттеджного поселка, система эта служила нагрузкой очень мощному средневолновому передатчику.
Также неподалеку от деревни Заболотье, несколько севернее, есть лиственничный массив. Считается, что это какой-то начатый, но нереализованный проект. Лиственницы рядом с березовой рощей были высажены на большой лесной поляне в начале 60-х годов прошлого века. В конце 1980-х была произведена санитарная вырубка, прореживание. Вся эта территория относится к лесопарковому хозяйству и долгое время находилась в ведении лесничества.
Вот еще любопытный факт. Собственных коров жители выпасали (если смотреть от железной дороги) сзади деревни, на лугу, и сразу за лесополосой на небольшом поле перед деревней (сейчас там построены гаражи, это сразу справа от переезда если ехать из Долгопрудного). На этом поле колхоз ничего не сажал. Трава росла хорошая. Коровы мирно паслись - 2 или 5, точно не помню, среди них была и корова моих родственников. Травы хватало еще хватало на заготовку сена на зиму, мой папа как-то раз подрядился косить. В году примерно 1970 руководство колхоза возмутилось этим фактом, - скорее всего, пришла очередная разнарядка. И… приехал трактор и перекопал все поле канавами, причем очень глубокими. И все. Для выпаса и заготовки сена территория лет 10 была непригодна. «А неча свою частную собственность за счет народной преумножать, да детей и дачников парным молоком поить». Стали гонять скот через всю деревню на луг, поэтому многие перестали держать коров.
В Заболотье очень много росло и сейчас растет черемухи и сирени. Черемуха также просто растет в лесу. Вдоль железной дороги было высажено не только много черемухи, но еще и китайка и другие цветущие деревья и кустарники. И весной… это надо видеть, слышать и обонять: цветущие сады, аромат, соловьи. Справедливости ради надо заметить: комаров тоже предостаточно, места низкие, сырые.
Виноградово было центром и единственным местом церковной жизни в округе. Крестили детей в Виноградово. Очень хорошо отзывались о батюшке, который служил там во время войны (иеромонах Илларион Удодов). Говорили, что в военное время он пожертвовал миллион рублей на нужды армии.
На территории поселка Северный (в старой части, недалеко от храма) есть кладбище. Его давно закрыли и хотят ликвидировать. Там похоронена моя прабабушка. Точное место я не знаю. Вплотную к кладбищу подступают участки частных домов. Еще видны несколько крестов, холмики, кажется одна ограда еще стоит. Думаю, очень скоро кладбище исчезнет под застройкой.
После войны жители деревни Заболотье хоронили своих умерших недалеко от поселка Северного на краю леса, сейчас это Старо-Марковское кладбище. До середины 1990-х годов это было простое деревенское кладбище. В конце 80-х на его месте собирались строить коттеджи, ситуация была «конфронтационной», но все обошлось.
Заболоцкие дети учились в школе, которая находилась на Марке, где точно не знаю. В 1940 году школа на Марке точно была и дети из Заболотья учились в ней. Моя сестра училась в школе №1 г. Долгопрудного с 1971 года. Видимо школу на Марке закрыли в 60-х годах.
Зарплаты были невысокие. Купить, а точнее «достать» стройматериалы почти невозможно. Власти ничего не делали для благоустройства деревни. Грязь весной и осенью, глубокий снег зимой – это улицы Заболотья. Из всех благ человечества - электричество (кстати я не помню, чтобы с ним были хоть какие-нибудь проблемы) и две колонки с водой на половину деревни. Раза два в году приезжала «керосинка» - машина-керосиновоз, продававшая керосин (готовили в основном на керосинках). Личных бань было мало. В основном, ходили мыться в городскую баню или к родственникам. Некоторые мылись на работе.
Однако, в деревне были достаточно крепкие хозяйства, по крайней мере, несколько. В доме моих родственников было паровое отопление, с водяным котлом на угольном топливе - точно как в городе, только лучше. По одной стороне улицы был летний водопровод, который проходил по участкам (для детей неплохая забава была в жару). В полях росли очень сочные, густые, высокие травы. Земля была малоплодородна и тяжела в обработке, но с навозом давала очень хорошие урожаи. Стало быть, не все было так плохо и необустроено.
В 1964 году часть жителей деревни были переселены за счет химического завода в квартиры на Октябрьской улице, д.22, корп. 2. Завод переселял Заболотье в две очереди: в 1964 и в 1974-76 гг - Дирижабельная, 30, но не только в этот дом. Например, мои дальние родственники переехали на Московское шоссе, 55.
Только одна семья отказалась от переезда. Семья хотела переехать, но уперлась по поводу размера квартиры. В результате они своего добились, кажется, лет через 5.
После переселения в 1964 году крайним в южном конце деревни остался дом, две кирпичные торцовые стены которого сохранились до сих пор и хорошо видны среди заросших участков от железной дороги. Очень крепкий дом, даже по нынешним временам. Фамилию владельца яне помню, но все звали его Берлин – кажется, он был машинистом и когда-то, наверно после войны, водил поезда до Берлина. Этот дом был жилым вплоть до конца 1980 годов. Пару раз к хозяевам этого дома лезли непрошенные гости. Один раз ночью дочь хозяйки бежала до переезда, а один из «гостей» - за ней. У переезда догнал, стал избивать, но выскочили из общаги ребята, выручили ее. Видно даже собаки перестали спасать одинокий дом в 80-е годы.
Выселяли людей, по-видимому, из за вредного соседства химического завода ТОС. В 1964г. выселили наиболее близкие дома (наши). Потом, в середине 1970-х - более дальние от завода (может быть, изменились санитарные нормы). У дороги (Долгопрудненского шоссе) дома до сих пор стоят – возможно, они не попали в радиус расселения.
Каких-то явных неприятностей от близости химического завода во время жизни в Заболотье я не помню. Ни неприятного запаха, ни цветных выбросов, ни аномалий в развитии растений или животных.
Многие жители Заболотья работали на химическом заводе. Я не помню, чтобы в 1970-е кто-то умирал или болел болезнями, которые вызывают химические вещества. Правда, впоследствии, в 1980 – 90-х у людей, работавших ранее на химическом заводе, подозрительно часто констатировали онкологические заболевания. К сожалению, официальной статистики нет. Но есть факты заболеваний среди моих знакомых и родственников.
Моя тетя проработала в НИИОПиК почти всю жизнь, сейчас она на пенсии. Не так давно она сетовала, что почти все ее коллеги умерли от онкологических болезней. Моя троюродная сестра серьезно больна уже много лет с признаками химического поражения организма. Не помню, из каких источников я узнал, что химический завод не имел (и, возможно, до сих пор не имеет) специальных очистных сооружений и все отходы спускал в канализацию. А в 1990-х я из окна электрички наблюдал цветной незамерзающий ручей из-под забора завода до реки Мерянки. Правда, стоящие вдоль него березы никак не пострадали.
Прямо на нашем бывшем участке в 1970-х были сброшены (возможно, и не химическим заводом) твердые химические отходы в количестве, наверное, одной или двух машин – почти на том месте, где у нас росла слива. Неприятный запах ощущался в радиусе 30 м. В радиусе 10 метров от источника загрязнения реакция организма была такая: тошнота, слезы, задыхаешься, кружится голова. Я не выдерживал и 20 секунд. Примерно через 10 лет неприятный запах оставался в радиусе 10-15 м.
Деревню переселили из-за близости химического завода, и это было правильно сделано. Но никто не объяснил, что там вредно не только жить, но и огороды нельзя возделывать. А ведь мы даже грибы собирали в 1970-х, в молодых березках, выросших на месте выселенных домов.
Переселенные люди были счастливы. На семью из трех человек мы получили однокомнатную квартиру на третьем этаже - нам многие завидовали. Сейчас, наверное, такие чувства многим покажутся странными.
Я уверен, что большинство деревенских мечтали о городских условиях проживания, особенно молодежь. Я хорошо помню, как жители, (в том числе и мои родственники) много лет ходили и добивались переселения у руководства химического завода. Они хотели жить сейчас, немедленно, в новых, пусть и маленьких, но отдельных квартирах с горячей водой и другими удобствами. Один час - и ты в Москве, где красивые улицы, магазины, кинотеатры. Я пытаюсь объяснить ситуацию в сознании людей и обстановку в то время. Мне кажется был какой-то всеобщий «пофигизм»: в свободное от работы время ничего не делать, пить, гулять, ходить в кино, театры, в Москву.
Прозрение наступило примерно лет через 10. Постепенно люди стали понимать, что что-то не так. Даже блага цивилизации с теплым туалетом и асфальтированными тротуарами у подъезда не уравновешивают возможностей собственного земельного участка и собственного дома на нем. Своего дома, пусть даже и неказистого…
Случилось страшное. Мужчины, оторванные от земли, от повседневных забот на благо собственного хозяйства, в большинстве ударились в пьянство. Пропаганда твердила: скоро придет коммунизм, в магазине будет все, и хватит всем. Действительно, простого и дешевого товара тогда было достаточно. Наши родители, хлебнувшие ужасов войны и оккупации радовались тому, что появилось в послевоенные годы. Но 20-я психиатрическая больница была переполнена больными людьми, зависимыми от алкоголя. Моя мама тогда как-то сказала: «Нас затолкали в маленькие каменные норы».
На станции Долгопрудная были две деревянные пивнухи. Одна пивная находилась на платформе в сторону Москвы, под одной крышей с залом ожидания и кассами, но с отдельным входом. А другая - на платформе в сторону области, как раз напротив первой. Никто из желающих ехать не мог не пройти мимо них.
В Долгопрудном невозможно было пройти от работы до дома или до станции, чтобы не встретить пивное заведение или винный магазин с самыми низкопробными и дешевыми винами, в том числе и в розлив. В городе было скандально известное кафе «Чудесница» на Первомайской ул. (про него даже статья была в газете), а чуть позже появилось еще более злачное место – кафе «Молодежное» (сейчас это магазин «Геркулес»).
Никогда не забуду праздничную распродажу в универсаме в начале 1970-х годов, приуроченную к празднику 7 ноября. Распродажа не конфет, не газировки, не колбасы, а… дешевых вин. У меня на глазах прямо с машины сгружали ящики с вином и продавали его с наскоро выставленных прилавков.
Еще около 10 лет после переселения практически все бывшие жители Заболотья возделывали на месте своих участков огороды. В основном, сажали картошку - в то время это было неплохое подспорье для семьи. Это было не просто огородничество. Бывшие соседи встречались, радовались, даже в футбол играли. Людей тянуло на родные места.
Моя бабушка до конца своих дней так и смогла понять, почему в конце 80-х, когда желающим стали выделять землю для садоводства и огородничества, нам не разрешили даже арендовать свои старые участки. Бабушка искренне требовала хотя бы компенсацию за сад и землю, просто отобранные при переселении.
Волна самозахвата на месте наших земель прошла в 1980-90 гг. На месте наших огородиков и по соседству с ними начали городить заборы, строить сараюшки и теплицы. Время, власти и бомжи практически уничтожили наши участки.
Юрий Максимов, 2007 год.
Обработка Чеботаревой Н.Д.
