Прилёт немецкого дирижабля был запланирован на сентябрь 1930 года.
По официальной версии, это был «компенсационный визит вежливости»: в прошлом 1929 году «Граф Цеппелин» уже пролетал над Советским Союзом в Японию, совершая кругосветный перелёт, но вопреки ожиданиям советских властей и тысяч простых москвичей прошёл много севернее Москвы, сославшись на погодные условия. Не исключены и политические мотивы, ведь появление суперсовременной воздушной машины над советской столицей могло немало способствовать укреплению развивавшихся советско-германских отношений. Наконец, рекламный полёт был на руку фирме Luftschiffbau Zeppelin – изготовителю и владельцу дирижабля: в перспективе просматривался большой контракт на оказание технической помощи в развитии советского дирижаблестроения.
Для организации встречи в Советском Союзе создали специальный общественный комитет под председательством генерального секретаря Осоавиахима, комбрига Льва Малиновского.
Доктор Хуго Эккенер – командир корабля и одновременно глава Luftschiffbau Zeppelin – был неплохим бизнесменом и умело использовал любую возможность поправить финансовые дела своего дирижабельного предприятия. Поэтому на борту дирижабля, кроме команды и трёх советских представителей, имелись воздушные туристы. Это были, по ироничному определению советской прессы, двадцать «молочных, башмачных, пуговичных и других королей Германии, Англии, Америки, Голландии и Финляндии».
Кроме того, «Граф Цеппелин» вёз в Москву около полутонны почты: пересылка писем и открыток при помощи дирижабля была своеобразной экзотикой, аттракционом, и за эту услугу охотно платили немалые деньги.
Дирижабль вылетел со своей базы во Фридрихсхафене 9 сентября в 8 утра по среднеевропейскому времени (10 часов по Москве). Проследовал через Нюрнберг, Франкфурт-на-Одере, Кёнигсберг, Литву, Латвию (Даугавпилс) и дальше над советской территорией примерно в направлении современной автотрассы М-9 «Балтия».
В Москве «Графа» принимали на Центральном аэродроме имени Фрунзе, на Ходынском поле. Устроили всё необходимое: арки с приветственными надписями на двух языках, сцену для театрализованного представления и концерта, а Наркомпочтель СССР даже открыл временное отделение для приёма дирижабельной почты, которую дирижабль заберёт с собой в Германию. Для этого случая выпустили специальные марки, все письма и открытки гасились почтовым штемпелем с изображением «Цеппелина». Здесь же работала радиостанция Наркомпочтеля, которой предстояло держать связь с дирижаблем на его пути к Москве. Чтобы исключить хаос в эфире, всем остальным советским радиостанциям, а также коротковолновикам-радиолюбителям заранее строго запретили вызывать радиостанцию «Цеппелина» во время его полёта.
Стационарных механизированных приспособлений для причаливания на аэродроме не было – дирижабль принимала на руки швартовая команда из 250 человек, курсантов воздухоплавательных школ. Для отработки с командой посадочного манёвра в Москву загодя прибыл немецкий инструктор Вернер.
Дирижабль ждали в Москве к 16 часам, но ещё накануне стало известно, что он появится раньше – уже в полдень. В начале десятого дежурная вышка Центрального аэродрома передала по громкой связи: «Граф Цеппелин» прошёл Волоколамск. Следуя разработанному сценарию, навстречу ему вылетели два авиационных отряда, несколько истребителей и гражданских самолётов, которые эскортировали воздушного гостя до момента посадки.
Над Москвой дирижабль появился в 10 утра. О его предстоящем прилёте советские газеты сообщили заранее, поэтому десятки тысяч москвичей высыпали на улицы и площади столицы и даже крыши домов, чтобы насладиться невиданным зрелищем. Прежде чем сесть, корабль два часа кружил над Москвой на предельно малой высоте – около 150 метров, демонстрируя себя со всех сторон.
Во избежание беспорядка (как бы не вышло второй Ходынки!) проход на аэродром разрешался только по билетам. Их распространили заранее – сто тысяч штук. Членов ЦК ВКП(б), руководство наркоматов и прочую высокую партийно-советскую номенклатуру впускали без билетов через специальный вход. По отдельным пригласительным билетам синего цвета проходили иностранные дипломаты, были свои особенные билеты у прессы.
Причальный манёвр закончился ровно в 12 часов. Наземная команда сработала исключительно чётко и быстро.
По опустившемуся мостику в гондолу под звуки оркестра поднялись встречающие, в числе которых были начальник ВВС РККА Пётр Баранов, председатель комитета по встрече дирижабля Л. Малиновский, германский поверенный в делах Ф. фон Твардовски. На земле ждали многочисленные партийные и советские чиновники, дипломаты, сотрудники немецкого посольства, журналисты. Высшее руководство СССР от участия в церемонии воздержалось: не по чину.
После обмена протокольными приветственными речами прямо в одном из аэродромных ангаров был устроен торжественный завтрак в узком кругу. Затем Эккенер в сопровождении П. Баранова и начальника Военно-Морских Сил Красной Армии Р. Муклевича отправился на автомобиле осматривать Москву. А гиды «Интуриста» по отдельной программе возили по городу воздушных туристов, тех самых молочных, башмачных и прочих королей.
На аэродроме тем временем десятки и сотни советских чиновников и авиационных специалистов, с любезного разрешения и под присмотром хозяев, осматривали дирижабль изнутри.
Уже в половине пятого «Граф Цеппелин» поднялся в воздух и направился в обратный путь. Членов экипажа на память одарили сувенирами, а Эккенеру «от Осоавиахима» преподнесли серебряную братину с гравировкой (не из тех ли самых экспроприированных церковных ценностей?).
Сталина в это время в Москве не было: поправлял здоровье где-то в Сочи. Увидеть чудо германской техники ему так никогда и не довелось. Жена Надежда Аллилуева написала супругу:
«Всех нас в Москве развлёк прилёт Цеппелина, зрелище было, действительно достойное внимания. Глазела вся Москва на эту замечательную машинку. <...> В день прилёта цеппелина Вася [сын, Василий Сталин] на велосипеде ездил из Кремля на аэродром через весь город».Не обошлось без курьёза, впрочем, небезобидного: по пути в Москву и обратно в районе советско-латвийской границы дирижабль попадал под обстрел с земли. К счастью, заметного вреда дирижаблю выстрелы не причинили. Как советские, так и латвийские пограничники отрицали свою причастность к инциденту, обвиняя противную сторону. В Москве назвали случившееся «наглыми рижскими провокациями», Латвия же, в свою очередь, утверждала, что стреляли точно с советской территории, причём из трёх разных мест. Кто и почему стрелял на самом деле – осталось тайной, похороненной в архивах спецслужб.
Прилёт «Графа Цеппелина» произвёл сильное впечатление на москвичей и стал решающим поводом для запуска всесоюзной кампании по сбору средств на советское дирижаблестроение. Буквально на следующий день центральные газеты пестрели лозунгами: «Над Страной Советов будут летать советские дирижабли! Создадим фонд дирижаблестроения!» Пожертвования полились рекой.
Оперативно отреагировал на сигнал партии и правительства пролетарский поэт Демьян Бедный – выдал скроенное наспех стихотворение «Хороша Маша, да не наша»:
Москва сегодня вверх глазела,
Чуть не свихнула головы.
Стальная птица пролетела
Над сердцем пламенным Москвы.
Немецкий гость на цеппелине
Нам оказал большую честь.
Привет! Спокойно всё ж отныне
Уж мне теперь ни спать, ни есть.
Да мы-то что же? Не из жаб ли?
Ужель покажем рачью прыть?
Хочу, чтоб наши дирижабли
Могли немецкие покрыть!
Обидно стало мне на крыше:
– Воздушных нам бы кораблей,
Да чтоб они быстрей и выше...
...Вношу на стройку СТО РУБЛЕЙ!Но, видимо, взнос был не столь велик. Наблюдательная Надежда Аллилуева сообщила мужу в письме:
«По поводу стих[отворца] Демьяна все скулили, что мало пожертвовал, мы отчислили однодневный заработок».Ну а дальше... начиналась уже другая история!
Просмотр сообщений
