Громыко О.Ф. - "О ракетах Долгопрудного. И не только о них"
Громыко Олег Федорович
ОАО ДНПП. Воспоминания ветеранов. 2002 г.
Родился в 1929 году. После окончания самолетостроительного факультета МАИ был направлен на ДМЗ, где работал с 1953 по 1972 гг. в качестве технолога, начальника технологического бюро цеха, начальника цеха, ведущего конструктора ОКБ, начальника информационно-вычислительного центра.
Принимал непосредственное участие в освоении и производстве ракет В-300, В-750 и противоракеты А-350Ж. В качестве ведущего конструктора темы участвовал в проектировании и испытании исследовательской ракеты 1Я2ТА с ионосферной автоматической лабораторией "Янтарь" для исследования плазменно-ионных двигателей. Под научно-техническим руководством О.Ф. Громыко была разработана и в 1971 году сдана Госкомиссии в эксплуатацию первая очередь автоматизированной системы управления ДМЗ.
Кандидат технических наук, имеет три авторских свидетельства об изобретении, автор научно-технической книги "Структура информации машиностроительного предприятия" (1982 г.) и более 80-ти научно-технических и публицистических статей. Награжден медалями "За трудовое отличие", "За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина" и двумя медалями ВДНХ.
Активно участвовал в общественной жизни предприятия, избирался секретарем комитета комсомола и заместителем секретаря парткома завода. Организатор и первый руководитель воднолыжной секции ДМЗ, федерации воднолыжного спорта России и Московской области.
О ракетах Долгопрудного. И не только о них
Предисловие
Я взялся за перо, т.к. считаю, что нельзя допустить, чтобы жизнь целого поколения долгопрудненцев в силу закрытого в прошлые годы характера тематики о Долгопрудненском машиностроительном заводе осталась для наших потомков белым пятном. Поколение людей 50-80-х гг., начав с нулевой отметки, внесло значительный вклад в развитие оборонной мощи нашей страны, в развитие научно-технического прогресса, в создание новых конструкций и технологий. Мои сверстники тех лет мыслили, переживали, страдали, трудились без меры, теряя здоровье, а подчас и жизнь. Но они четко видели поставленную перед нами цель и мужественно шли к ее осуществлению, мало заботясь о личной выгоде. И цель была достигнута: ракетный оборонительный, противосамолетный щит страны был создан за несколько лет. Впервые, пожалуй, мы воочию ощутили это, когда был сбит под Свердловском американский самолет-разведчик У-2. Это был наш труд, это была наша победа!
Я никогда не вел личных дневников. Во-первых, работать всегда приходилось очень много и на это не оставалось времени. Во-вторых, мне претила рутина каждодневного описания происходящих событий. Я представлял себя летописцем-монахом в черном клобуке и рясе, уныло скрипящим пером в монашеской келье. Это было не по мне, да и не согласовывалось с бурными событиями той жизни, которой я жил в молодости.
Правда, несколько раз я брался за бумагу и перо. Это происходило тогда, когда в моей жизни совершались очень важные события, чрезвычайно волновавшие мою душу и лишавшие меня сна. Но эти отрывочные записи не переросли в постоянную потребность общения с дневником.
Поэтому сейчас, когда я пишу эти воспоминания, то делаю это по памяти. Мне самому удивительно, что она сохранила очень многие события моей жизни. То, что выходит из-под моего пера, это не история предприятия. Это мои личные воспоминания о событиях прошлого, в которых мне приходилось участвовать. Приводимые факты достоверны, но описания их носят личностный характер, а следовательно, в определенной степени они субъективны. Важно быть честным в отражении описываемых событий.
Воспоминания охватывают период с марта 1953 года, когда после окончания Московского авиационного института (МАИ) я был распределен на Долгопрудненский машиностроительный завод, тогда он назывался организация п/я 1078, по 1972 год, когда я уволился с завода. В изложение воспоминаний заложена определенная хронологическая последовательность, но некоторые этапы моей жизни выделены для удобства восприятия в отдельные разделы. К ним относятся разделы о моей общественной и спортивной деятельности.
1. Начало ракетостроения
В 1951 году по решению правительства СССР на Долгопрудненском машиностроительном заводе началось освоение производства зенитной управляемой противосамолетной ракеты /ЗУР/ В-300 (заводской индекс — "205") генерального конструктора прославленного фронтового истребителя Ла-5 С.А. Лавочкина. Это была первая в стране серийная ЗУР.
Коллектив завода работал практически в условиях чрезвычайного положения, а многие цехи — круглосуточно, без перерыва. Сотрудники завода забыли, что такое 8-мичасовой рабочий день: счет шел не на часы, а на выполненные задания, конца которым не было. Ежедневно приходилось задерживаться на работе на 2-3 часа, а начальники цехов и руководство завода систематически работали по 12-14 часов, а то и более.
Постепенно рабочие и инженерно-технические работники (ИТР) освоили новые технологические процессы. Был введен в строй новый корпус, в котором разместились цех общей сборки и контрольно-испытательная станция (КИС), многие конструкторские и технологические вопросы были решены (хотя до конца поток их никогда не иссякал: на то она и новая техника), выполнение программы пошло более стабильно.
Уже в 1956 г. завод начал выпуск новой, более совершенной ракеты В-750 Генерального конструктора П.Д. Грушина, академика, лауреата Ленинской и Государственной премий, Героя Социалистического Труда. Мне было это особенно приятно, поскольку Петр Дмитриевич был у меня руководителем дипломного проекта и общение с этим ярким, незаурядным, широко образованным человеком оставило у меня глубокий след на всю жизнь и повлияло на мое формирование как инженера.
Освоение новой ракеты В-750 или "Д" (мы ласково называли ее "Дунькой") принесло новые трудности, но коллектив к ним был уже готов. Главное — были воспитаны новые высококвалифицированные кадры ракетостроителей и созданы необходимые производственные мощности.
Положение с кадрами, как инженерными, так и с рабочими специалистами, было очень тяжелым. Основу составляли специалисты, которые ранее изготовляли и ремонтировали небольшие легкие самолеты. Конструкция ракеты резко отличалась по своей сложности и требовала инженеров и рабочих новых специальностей высокой квалификации. К началу производства ракеты "205" на заводе инженеров с высшим образованием было наперечет.
На предприятии постепенно сложились три группы специалистов (в основном я имею в виду ИТР): старые кадры, молодые специалисты и пришедшие на завод с других предприятий. Из старой гвардии наиболее заметной фигурой был, на мой взгляд, Виктор Герасимович Панферов. Он не имел специального образования, но природные дарования позволили пройти ему путь от рабочего до начальника цеха. Причем, кажется, не было цеха, который бы он не возглавлял: его всегда "бросали" туда, где создавалась тяжелая производственная обстановка. Он был очень способным руководителем производства и человеком слова: если что-то пообещал, то сделает непременно.
Очень интересным человеком был начальник строительного цеха Федор Николаевич Колесов. Он не только всегда отменно делал свои строительные дела, но и "гонял" всех начальников цехов и отделов за не сбитые с крыши сосульки, не откинутый от стен корпусов снег, за поломанные водостоки: он был ответственный смотритель зданий и заботился о них, как о своем личном доме. Кроме того, он вместе с Б.Н. Виноградовым создал в городе Долгопрудном детскую музыкальную школу, которой многие-многие жители обязаны своим музыкальным образованием. Ныне это Дом искусств.
Из старшего поколения завода, успешно освоившего новую технику и внесшего значительный вклад в развитие завода, особенно запомнились руководители подразделений А.Н. Лоевский, В.Н. Виноградов, В.И. Демин, Н.А. Кузьмин, С.С. Прусаченков, Н.С. Боено, В.Д. Телятников, Р.Б. Давлетханов, И.Е. Рыков, В.А. Беляков, токарь А.К. Михеев, медники Т.Ф. Карасев и И.Д. Шкода, сварщик В.И. Суханов. Всех не перечислишь, а это так обидно.
Многим производственникам помогли встать на ноги организованные при заводе авиационный техникум и филиал Московского заочного машиностроительного института. Среди выпускников значились многие руководители и инженеры, а В.А. Беляков и И.Е. Рыков впоследствии были назначены директорами на другие предприятия области.
Особо важную роль в становлении ракетной тематики на заводе сыграли молодые специалисты, первая волна которых приходится на 1952-1953 гг., вторая — на 1958 г. На их стороне были молодость и глубокие институтские знания. Они были выпускниками лучших ВУЗов страны: МАИ, МАТИ, МВТУ, Куйбышевского и Харьковского авиационных институтов, а также Горьковского авиационного техникума. Молодые специалисты быстро осваивали премудрости и уже к концу 50-х годов основной костяк начальников отделов и цехов составляли дипломированные инженеры.
Директор завода И.В. Дорошенко, о котором ниже я еще буду писать, придавал большое значение подготовке кадров, выделяя всегда значение и роль должности начальника цеха, считая ее узловой на заводе. Через "горячую" школу начальников цехов прошли многие молодые инженеры. К ним относятся А.Т. Ильин, В.П. Федорин, В.П. Пасько, И.И. Хаинсон, В.П. Эктов, Г.С. Черкасов, В.П. Гузеев, А.П. Коробов, Г.Е. Вартанов, Ю.Е. Головин, Е.М. Кувшинов, АИ. Жуков. Впоследствии Ильин стал заместителем министра авиационной промышленности, Ю.Е. Головин — начальником главного управления Министерства. Директорами на другие предприятия были выдвинуты В.А. Беляков, Б.Н. Глазырин, В.П. Пасько, И.Г. Рыков, И.В. Ильинков, Л.И. Зотов, Ю.В. Травов, В.П. Федорин, И.И. Божко, И.И. Бублик и В.И. Демин. Генеральным директором ДНПП стал Эктов, а главными инженерами — Коробов и Вартанов. Председателями райисполкомов Советов депутатов трудящихся г. Москвы и Московской области избирались Ильинков И.В. и Прокофьев К.В.
Для укрепления кадров завода с других предприятий отрасли был переведен ряд опытных специалистов, которые очень гармонично вписались в коллектив. К ним относятся главный контролер СЕ. Зайчик из Горького, главный технолог, лауреат Сталинской премии военных лет КГ. Иванов из Куйбышева, начальник сборочного цеха И.И. Божко, заместитель главного инженера и заместитель главного конструктора К.Н. Гурарий, в прошлом фронтовик, капитан артиллерии. Константин Наумович Гурарий был очень яркой личностью. Он был не только специалистом высочайшего класса, но и чрезвычайно творческим и инициативным человеком, который "впрягался" во внедрение всех новых изделий. Он был инициатор и участник многих разработок в области технологии и конструкции ракет. Одной из таких прекрасных работ, в которой участвовали К.Н. Гурарий, Л.Г. Головин, Г.Н. Рождественский, Е.А. Гохштейн, В.П. Гузеев, И.И. Хаинсон, В.П. Федорин, В.И. Омилаев, М.Л. Карелин и другие, стало в свое время создание стенда комплексной проверки ракет на КИСе (ПСВ), что позволило значительно уменьшить трудоемкость и сроки контрольно-испытательных работ. Новая методика проверки ракет стала крупным техническим достижением, такие стенды затем появились на всех родственных заводах отрасли и в воинских частях. К.Н. Гурарий, в жизни очень веселый и неунывающий человек, пожалуй, первым понял, что нельзя ограничиваться только текущей инженерной деятельностью, а надо заниматься научными обобщениями и исследованиями. Целая группа инженеров завода встала на этот путь и защитила научные диссертации. Среди них Л. Г. Головин, сам К.Н. Гурарий, В.П. Федорин, Г.Н. Рождественский, В.И. Омилаев, В.А Павлов, Ю.И. Сухотин, Т.Н. Сухотина, А.М. Гольденберг и автор этих строк.
Подавляющее большинство тех, кто в те годы работал на ДМЗ, отличали высокие человеческие и деловые качества, общим для них были самоотверженность и ответственность в работе, высокая порядочность в личных отношениях. А дело подчас было связано не только со здоровьем человека, но и с его жизнью. С горечью мы замечали, как медленно угасал получивший при испытании ракет недопустимую дозу облучения ведущий конструктор Анатолий Дмитриевич Воробьев. Он держался мужественно, но недуг был неодолим.
В цех я попал сразу же после прихода на завод и был назначен инженером-технологом цеха общей сборки ракет. Я отвечал за стыковку ракеты "205" (В-300) из отсеков, которые соединялись телескопическими "юбками" на болтах. И хотя работа проводилась в стапеле, достичь прямолинейности корпуса ракеты было очень непросто: в большей или меньшей степени он получался ломаным. Для контроля каждая ракета подвергалась нивелировке по реперным точкам в стапеле. Работа эта требовала большой смекалки и навыков, чтобы вогнать отклонения в разрешенные допуска. В наиболее сложных случаях эту работу вместо рабочих мне приходилось выполнять самому. Другой ответственной работой, за которую я отвечал как технолог участка, были гидродинамические испытания топливной системы ракеты, которые в обиходе мы называли "проливкой" изделия. Она заключалась в проверке гидросопротивления баков горючего и окислителя и трубопроводов путем прокачки воды. Если сопротивление не укладывалось в норму, то подбирались соответствующего диаметра насечки мембраны, которая разделяла окислитель и горючее. При запуске ракеты мембрана прорывалась по насечке, компоненты топлива смешивались и поступали в жидкостный реактивный двигатель (ЖРД). От правильно подобранных мембран зависело время работы двигателя: если расход большой, то двигатель закончит работу преждевременно и ракета не выйдет в заданную точку зенита. Если расход мал, то тяга двигателя будет недостаточна для развития необходимой скорости полета. Подчас из-за неточного изготовления баков и трубопроводов проливка доставляла нам много хлопот.
Производственная программа выпуска ракет быстро увеличивалась, завод наращивал мощности и строил новые корпуса. Уже летом 1953 года сборочный цех переехал в новый корпус № 11 и был разделен на два цеха: цех 14 — стыковки отсеков и формирования корпуса ракеты, и цех 4, в котором сосредоточили монтажно-сборочные работы по начинке ракеты оборудованием, приборами, трубопроводами и жгутами. Меня назначили начальником техбюро цеха 14. Объем работ расширился, ответственности прибавилось. Работа проходила в постоянном напряжении.
Причин этого напряжения в работе было много, но главной была новизна осваиваемых изделий, постоянное их совершенствование с целью повышения тактико-технических характеристик, а также очень сжатые, подчас непосильные сроки освоения новых ракет. Напряженная международная обстановка диктовала необходимость иметь технически хорошо оснащенную Советскую армию.
С 1952 года, т.е. с момента сдачи первых ракет "205" военпредам, по 1962 год директором завода работал Иван Владимирович Дорошенко. Он был неординарной личностью, очень сильным организатором промышленности из той плеяды "красных" директоров, которые создавали отечественную промышленность. Главным его качеством было постоянное стремление к взятию новых рубежей. Он отличался напористостью, необыкновенной работоспособностью, отличным знанием существа дела. И.В. Дорошенко прекрасно умел разглядеть способного человека и выдвинуть его на ответственную работу. Из его кадровой школы вышло порядка 15-ти директоров предприятий.
И.В. Дорошенко, благодаря своей кипучей энергии, внес огромный вклад не только в развитие завода, но и в создание города Долгопрудного. При нем было развернуто массовое жилищное строительство, построен больничный комплекс, переданный впоследствии городу, учебный комбинат в составе филиала института, техникума, школы рабочей молодежи и производственно-технического училища, а также пионерский лагерь, профилакторий, водно-спортивная база, проложены первые асфальтированные улицы. Сейчас это уже забыто, считается, что все пришло само собой. Далеко не так. Создание города, превращение барачного поселка с "удобствами" на улице в благоустроенный зеленый город было целиком связано с успехами коллектива ДМЗ, которые во многом появились благодаря энергии и усилиям И.В. Дорошенко. Если в 1951 году общий жилой фонд завода составлял 12800 м2, то за последующие 10 лет было построено 48300 м2. Финансирование строительства жилья обеспечивало, конечно, государство, но ведь средства надо умело освоить, т.е. действительно построить и сдать в эксплуатацию жилые дома. Со строительным управлением отношения всегда были напряженными, и Дорошенко приходилось оказывать сильнейшее давление, а в необходимых случаях помогать людьми и строительной техникой.
Дорошенко руководствовался и учил нас, своих подчиненных, простым принципам управления производством. Один из них можно назвать принципом горизонтальных связей: директор приучал нас, руководителей отделов и цехов, решать возникающие проблемы между собой, не перегружая более высокие уровни управления, что высвобождало рабочее время старших руководителей на решение более важных задач.
Я не идеализирую Ивана Владимировича. Он был очень вспыльчивым, а подчас и грубым человеком, мог походя больно обидеть и оскорбить человека. Была однажды и у меня схватка с ним, причем на совещании в присутствии всего руководящего состава завода. Вплоть до оскорблений с обеих сторон. Но он не был злопамятным и злым человеком. За грубость в обращении с людьми коммунисты завода трижды подряд не избирали его в партком предприятия. По тем временам такая оценка директора обычно кончалась снятием с должности. Дорошенко спасло то, что он сумел быстро наладить производство ракет и организовать широкое строительство жилья для работников завода. За свою трудовую жизнь мне пришлось непосредственно общаться более чем с десятью директорами заводов и институтов. По уровню ответственности, целенаправленности, организованности, умению принять правильное решение Ивана Владимировича Дорошенко можно поставить в первый ряд прославленных советских директоров, таких, как, например, И. Лихачев, директор ЗИЛа.
В 1962 году И.В. Дорошенко был переведен в ОКБ "Факел" первым заместителем Генерального конструктора П.Д. Грушина, что следовало рассматривать как повышение в должности. Он оказался в гуще важнейших разработок для ПВО страны. Директором ДМЗ был назначен секретарь парткома Сергей Филиппович Кислицин, о котором я еще скажу ниже.
Жаль, что мы так равнодушны к своей истории, как Иваны, не помнящие родства. Недаром П.А. Чаадаев подметил, что страна наша удивительна своей беспамятностью. В городе нет даже улицы имени Дорошенко. Ивана Владимировича уже нет в живых, но память о нем достойна установки памятника в нашем городе. И не только ему. Необходим общий памятник ракетостроителям. Стоят же по всей стране на пьедесталах танки, пушки, самолеты, а почему бы не поставить ракету на площади Собина?
2. Жизнь цеховая
В начале 1959 г. меня вызвали к руководству завода и предложили должность заместителя начальника цеха 15. В то время я работал начальником бюро в конструкторском отделе завода. Хотя мы не вели самостоятельных разработок, но все же это была в определенной степени творческая работа, что меня устраивало. К тому же ходили слухи о создании на заводе в ближайшее время ОКБ. Я не боялся работы в цехе, уже перед этим несколько лет проработал в сборочном цехе технологом и начальником техбюро. Я хорошо понимал всю значимость для заводчанина хорошей цеховой школы: это конкретное, ответственное дело по производству и сдаче товарной продукции, это конкретное воплощение технологии в реальные изделия, так необходимые стране, это работа с большим коллективом инженеров, мастеров и рабочих. Это настоящее воспитание и закалка квалифицированного инженера и ответственность руководителя. Я недолго раздумывал и дал свое согласие и никогда об этом не жалел. Работа в 15 цехе, действительно, оказалась для меня прекрасной школой жизни производственного коллектива.
Цех №15 в отношении технологических процессов был очень многоплановым: листовая штамповка на старинных механических прессах, токарная, фрезерная и слесарная обработка, электродуговая, газовая, аргонно-дуговая сварка ответственных узлов и агрегатов. Даже электроды для сварки делали на весь завод. Кроме того, имелась пескоструйная мастерская, в которой зачищались воздушно-песчаной струей детали перед покраской для всех цехов. Я слабо разбирался в сварочных и штамповочных работах, ибо уклон в МАИ был конструкторский, а не технологический. Пришлось взяться за учебники и заполнять пробелы в образовании.
Главное, для чего был организован цех № 15, — это серийный выпуск пороховых реактивных двигателей (ПРД), которые представляли собой первую ступень ракеты Д1 и других модификаций ракет Генерального конструктора П.Д. Грушина. ПРД был прост, как мальчишеская поджига, которой мы баловались в детстве, но требовал высочайшей культуры производства, т.к. рабочее давление в нем более 100 атмосфер и любая неточность при сварке или механической обработке приводила к его разрушению. Двигатель в прямом смысле был пороховой бочкой длиной 2 метра и диаметром 0,65 метра, изготовленной из очень прочной стали хромансиль. На ПРД устанавливались стабилизаторы первой ступени ракеты. Внутрь двигателя закладывалось одиннадцать пороховых шашек, которые сжигались при старте ракеты всего за четыре секунды. Мощная струя газов, выбрасываемая через сопло, создавала большую тягу и сразу придавала ракете огромную скорость и ускорение.
Основным процессом, обеспечивающим необходимую прочность ПРД-18, была электродуговая сварка, которая, когда я пришел в цех, была еще ручной, вследствие чего частыми дефектами сварных швов были непровары, прожоги, подрезы, свищи и трещины, что не допускалось по техническим условиям. Их приходилось исправлять, выбирая дефектные места корундовыми кругами, что было и трудоемко, и небезопасно. По сути, это был брак производства, и его надо было списывать за счет конкретных виновников, но рука не поднималась так наказывать рабочих. Однако подчас приходилось идти и на это. Постепенно мы внедрили автоматическую сварку ПРД под флюсом, и это существенно снизило брак по сварке.
Через полгода я был назначен начальником цеха вместо Виктора Николаевича Виноградова, которого перевели в другой цех. Как я понял, эти полгода были для меня испытательным сроком. Так действовала система подготовки руководящих кадров по методу Дорошенко: вытаскивали из небытия молодого инженера, назначали в производстве на заметную, но не самостоятельную работу и, если человек оправдывал надежды, то назначали уже на самостоятельную работу. Ключевой должностью была должность начальника цеха, который отвечал за целое производственное направление на заводе и должен был в значительной степени уметь организовать работу коллектива в несколько сот человек, уметь разбираться в сложных технологических вопросах, чтобы правильно строить техническую политику в цехе. Надо было уметь профессионально разговаривать не только с инженерами и мастерами, но и с рабочими, и с военпредами, быть с последними хорошим дипломатом. Прошло время чистых командиров производства, которые умели только отдавать приказы типа: "Сделай так, чтобы все было хорошо". Сложнейшая ракетная техника требовала высокой теоретической инженерной подготовки, которая позволила бы не только работать по чужим технологиям, но и создавать свои собственные.
Каждый ПРД-18 после изготовления подвергался проверке на прочность путем создания внутреннего рабочего давления, а одно изделие от определенной партии доводили до разрушения, проверяя его на предельные нагрузки. Были случаи нештатных разрушений ПРД, однако это было редким явлением.
Но однажды произошел случай, который заставил нас серьезно поволноваться. В одной из воинских частей при сходе ракеты Д1 с пусковой установки на первой же секунде взорвался ПРД, который был изготовлен в нашем цехе. Погибла ракета, серьезно пострадала пусковая установка. Неудача ставила под сомнение всю партию двигателей, к которой относился наш ПРД. Это могло привести к серьезным, увы, не только административным выводам.
Для установления причины взрыва была назначена государственная комиссия, в которую включили и меня, как начальника цеха-изготовителя. Исследование остатков ПРД и изучение обстоятельств взрыва привели к двум версиям: или разрушился сварной шов днища ПРД из-за дефекта сварки, или трещины в пороховых шашках привели к нештатному, взрывному горению пороха, вследствие чего давление внутри двигателя превысило допустимое. Члены комиссии ожесточенно спорили с утра до поздней ночи в течение недели. Я, базируясь на отсутствии вещественных доказательств брака сварки, отстаивал интересы завода. В конце концов было принято Соломоново решение: во всех воинских частях перепроверить как партию ПРД, так и партию пороховых шашек. Что и было сделано. На этом, к счастью, все и закончилось, даже без каких-либо наказаний.
С кадрами положение в цехе было трудным. Из 40 сотрудников, занимавших инженерные должности, я один оказался с высшим образованием, остальные — практики или, в лучшем случае, техники. Все мастера цеха, а их было человек 15, были практически из рабочих: чему их научили в узком плане, как рабочих, то они и знали, но новые технологии воспринимали с огромным трудом. К тому же, все мастера были в приличном возрасте — под 50 лет, и нам, которым не было еще и тридцати лет, трудно было найти с ними общий язык.
Я взял курс на омоложение состава мастеров из учащейся молодежи. Они быстрее соображали, обладали хорошей памятью и легче воспринимали новые технологии. Не прошло и года, как весь состав мастеров, кроме Марии Михайловны Гераськиной, был обновлен. Цех заработал увереннее, спокойнее, без серьезных срывов. М.М. Гераськина занимала особое место: она была мастером штамповочного участка, и все листоштамповочные детали зарождались у нее. Она прекрасно знала свое дело, умело предвидела события, была очень ответственным человеком. Ее не надо было контролировать: если задача перед ней поставлена, Мария Михайловна не уйдет из цеха, пока ее не выполнит.
Но начал я с того, что пригласил своими заместителями двух молодых специалистов, которым не было и 25 лет: Юрия Евгеньевича Головина и Михаила Федоровича Чупахина. В них я не ошибся: они оказались квалифицированными инженерами и хорошими организаторами. В дальнейшем они работали руководителями других цехов, а впоследствии ушли с завода в космическую отрасль. Ю.Е. Головин до сих пор работает главным инженером одного из московских заводов, одно время был начальником Главного планового Управления Министерства, лауреат государственной премии, кавалер трех советских орденов. М.Ф. Чупахин последнее время работал помощником директора НИИТМ, трагически погиб несколько лет тому назад в автомобильной катастрофе.
Мы быстро подружились, ибо нас связывало не только производство, но и личные увлечения. Мы вместе отдыхали по воскресеньям и отмечали праздники, ездили во время отпуска в туристические походы, побывали в горах Кавказа, на Волге и быстрых реках Карелии. Юра Головин был очень эрудированным, разносторонне подготовленным человеком, много читал, все субботы проводил в Ленинской библиотеке. Увлекался живописью, посещал изостудию в Доме культуры и хорошо писал масляными красками.
Миша Чупахин был другим человеком, но тоже увлекающимся. Он единственный из пяти братьев и сестер своей семьи взвалил на себя ношу создания необходимых условий для жизни родителей: перевез их из Средней Азии в Подмосковье, для чего в районе Туриста купил дом в деревне. Родители буквально ожили после азиатской жары. Одно время Миша начал разводить и сдавать в кооперацию кур, которых содержал не десять и не двадцать, а целых восемьсот. Затем он увлекся пчеловодством и разводил до 40 семей пчел. Потчевал нас сотовым медом и снабжал прополисом. Но ему не повезло: в то время началась пчелиная эпидемия "вариатоз", от которой тогда не было противоядия. Подчас к весне из 40 ульев оставалось только три. В конце жизни Миша стал страстным поклонником Брегга в питании и регулярно проводил голодания по 1, 3, 7 дней и даже до 21 дня. В это время он ходил, как обычно, на работу, и ничто не говорило, что он питается одной дистиллированной водой. Если голодание приходилось на праздник, то он сидел за столом и пил свою воду, не прикасаясь к яствам и винам. Это было за пределами моего понимания.
Одним из моих выдвиженцев в мастера стал Володя Зимин, молодой студент-заочник юридического института: он мечтал о милицейской карьере. Работал он слесарем на сборке ПРД, был быстр при принятии решений, настойчив и дисциплинирован. Правда, инженерных знаний у него почти не было, но он был пытлив и общителен и быстро освоился с новой должностью, действовал ответственно и самостоятельно. За его участок всегда можно было быть спокойным. Много лет спустя, уже в 90-е годы, мы неожиданно встретились с ним на площади Дзержинского и с радостью вспомнили нашу цеховую жизнь. Он с большой теплотой отозвался о тех сложных и трудных днях. Его карьера сложилась вполне благополучно, он окончил юридический факультет и многие годы работал в КГБ страны, дослужившись до звания полковника.
Рабочий состав цеха был весьма разношерстным по своей квалификации, трудовым навыкам и моральным качествам. Много было рабочих, которые владели только одной-двумя технологическими операциями и не могли быть первопроходцами при освоении новых изделий. Но были классные рабочие, для которых в их специальности — слесаря, сварщика, фрезеровщика или токаря, не было никаких секретов. И хотя я перед этим уже работал в сборочном цехе, но впервые столкнулся с такими асами. С ними можно было, как говорится, "на коленке", т.е. без всякой оснастки, слепить любую ракету. Правда, таких рабочих в цехе было очень мало, но при освоении новых изделий обойтись без них было нельзя, у них учились все остальные рабочие. И не только рабочие. Я сам не стеснялся советоваться с ними в затруднительных случаях. К этой элите рабочего класса принадлежали слесари Н.П. Королев, Б.Н. Виноградов, П.К. Битюков, сварщик В.И. Суханов, токарь В. Буканов.
Николай Петрович Королев был не просто слесарем высшего разряда, он был очень пытливым человеком, постоянно находившимся в состоянии творческого поиска. Таких реализованных предложений у него были сотни. Ему было присвоено звание "Заслуженный рационализатор Российской Федерации", единственному рабочему на всем заводе. Запомнился такой случай. В цехе для изготовления корпуса ПРД на трехвалке закатывали обечайки диаметром 650 мм из листа хромансиля толщиной 8 мм и размером 2 м на 1 м. Особенность трехвалки заключается в том, что пока подаваемый между двумя вращающимися валками лист стали не дойдет до третьего валка, этот участок остается прямолинейным. После сварки кромок обечайки дефект остается, а это не допускается по требованиям чертежа. В технологии был узаконен метод исправления дефекта путем обстукивания дефектного участка ручными молотами на наковальне. Работа тяжелая. Кроме того, от этого в цехе постоянно стоял страшный грохот, от которого люди теряли остроту слуха.
Как-то Николай Петрович подозвал меня на участок, показал все это безобразие, о котором я и сам знал прекрасно, да руки до него не доходили, и резюмировал: "Вы сначала испортите деталь, а потом ищете метод ее исправления. А надо сразу делать хорошо!" Простая истина, да не реализована на практике. Н.П. Королев предложил первой операцией по изготовлению обечайки ввести штамповку заходной кромки на штампе под необходимый радиус, а уж потом закатывать лист. Все очень просто, но почему этого не догадались сделать технологи? Так мы и поступили: грохот в цехе прекратился, а обечайки стали выходить с трехвалки в полном соответствии с требованиями чертежа. Таких примеров было немало. Н.П. Королев напоминал мне одного героя по фамилии Титов из воспоминаний знаменитого российского кораблестроителя академика Н.А. Крылова.
Он в XIX в. работал производителем работ в Петербурге на Балтийском судостроительном заводе. Титов был уникальным самородком, умел на глаз, без каких-либо расчетов, определять необходимую форму и размеры шпангоутов и стрингеров корабельного набора, выдерживающих необходимую нагрузку. Все расчеты будущего академика Крылова всегда подтверждали правоту Титова. Такие люди из плеяды Кулибина и Левши всегда были гордостью России.
Уникальное мастерство слесарей Бориса Николаевича Виноградова и его более молодого товарища и напарника, а в свое время — ученика, Павла Константиновича Битюкова всегда было востребованным, когда начиналось освоение новой ракеты. Они работали без техпроцесса, непосредственно по чертежу, а уж после этого писался техпроцесс. Их высочайший профессионализм был заслуженно отмечен орденами, причем П.К. Битюков первым на заводе был удостоен ордена Ленина. Оба эти человека, не получившие необходимого образования (так сложилась жизнь), были людьми весьма эрудированными и интеллигентными. Б.Н. Виноградов обладал прекрасным музыкальным слухом и был после основной работы настройщиком фортепиано. Как я уже упоминал, совместно с начальником ремонтно-строительного цеха Колесовым он в пятидесятые годы создал первую в Долгопрудном музыкальную детскую школу. П.К. Битюков увлекался строительством катеров: он спроектировал и построил собственный катер со стационарным двигателем от автомашины ГАЗ-51. Именно на этом катере я впервые встал на водные лыжи, что вскоре привело меня к созданию воднолыжной секции на заводе. Такие люди, как Виноградов, Битюков, Королев, были образцом не только на производстве, но и в личной жизни. Они не пили, не курили, были чрезвычайно дисциплинированы и отзывчивы. Но была и другая категория рабочих, на лице которых на следующий день после выдачи зарплаты было написано, куда они ее употребили.
О неумении пользоваться правами широкой демократии в условиях недостаточной ответственности и низкой культуры людей запомнился такой случай. Работал в цехе сварщик Семенов, хороший был сварщик, тихий, сдержанный человек, отец троих детей. Одна беда: как зарплата — напивался до умопомрачения, так что на следующий день у него страшно дрожали руки и тут, если мастер прозевал и допустил его до работы, Семенов столько брака наваривал, что потом участок месяц "кровью исходил". А Семенов был человеком ответственным и каждый раз стремился не только выйти на работу, но и сменную норму выполнить: на своем участке в поточной линии изготовления ПРД он работал один, и если он не выходил на работу, то весь поток останавливался. Вот он дважды в месяц в похмельном состоянии и преподносил нам "подарочки".
Мы долго терпели — жалко было и его, и его детей, неоднократно обсуждали на рабочем собрании на участке, списывали брак за его счет. Он клялся, что исправится, но в следующую получку все повторялось вновь. В конце концов я принял решение, что Семенова придется уволить, но для этого требовалось согласие профкома, которое можно было получить только после соответствующего решения профсоюзного собрания участка. После очередного запоя Семенов на рабочем собрании был предупрежден об увольнении при очередном нарушении дисциплины. Конечно же, настал этот следующий раз, снова собрание и снова решение: вот в следующий раз мы обязательно уволим. Так я и не добился согласия профсоюзного собрания на увольнение Семенова. Рабочие, очевидно, полагали, что если они сегодня выдадут своего товарища, то завтра и с ними могут поступить также. Решила рабочая солидарность, но не рабочие честь и достоинство. Пришлось перевести Семенова на другую работу с понижением заработка.
Ракетная техника в 50-60-х годах совершенствовалась непрерывно. Едва в цехе мы освоили ПРД для противосамолетной ракеты, как получили задание на освоение и параллельное производство ПРД для противоракеты. Этот ускоритель, являющийся первой ступенью противоракеты, был еще сложнее прежнего.
Дело было не только в его более солидных габаритах. Основное отличие заключалось в том, что этот пороховик имел внутреннюю керамическую теплозащиту толщиной всего лишь 3 мм. Теплозащитный слой наносился на корпус ПРД в тестообразном состоянии, а для выдерживания толщины покрытия внутрь корпуса вводилось разжимное приспособление. Затем это покрытие обжигалось в термопечи. Толщина теплозащитного покрытия измерялась специальными приборами, и если она была не в норме, то все работы начинались сначала. Изделие было очень нетехнологичным и трудоемким. Не обходилось без комичных случаев. Каждый корпус пороховика перед нанесением термообмазки очень тщательно обезжиривался чистейшим спиртом-ректификатом. Поставит, бывало, рабочий банку со спиртом перед двигателем, залезет внутрь его и проверяет стенки. Вылез, а банки со спиртом как не бывало. Если спирт выпьют в цехе, то найти злоумышленников, конечно, труда не составляло, а если спирт "шел на вынос", то виновников найти было невозможно.
В цехе 15 был очень опасный, просто губительный участок, на котором все детали со всех цехов и ПРД в целом перед покраской для удаления ржавчины, грязи и масел подвергались пескоструйке, т.е. обдуву песком под большим давлением. Просто-таки каторжная работа. И хотя пескоструйщики работали в масках и защитных костюмах, а детали размещались в специальных камерах с окнами, появилась страшная неизлечимая болезнь — силикоз легких. Рабочие умирали уже через несколько лет. Немало пришлось приложить усилий, прежде чем мы перешли с речного песка на чугунную крошку. Очаг болезни исчез.
За кратчайшие сроки немало было сделано по улучшению организации работ в цехе, по расстановке новых более квалифицированных кадров, по совершенствованию технологического процесса и созданию новой технологической оснастки. Все это положительно сказалось на работе цеха. Однако работать приходилось и много, и напряженно. Каждая минута моего рабочего дня была расписана, а рабочая смена для меня продолжалась с 8 утра до 20-22 часов. На моем рабочем столе под стеклом всегда находился перечень направлений деятельности начальника цеха. Там было тридцать направлений — от производства до сбора членских взносов в ДОСААФ: все надо было организовывать или, по крайней мере, контролировать.
Многие недостатки и трудности в работе проистекали от внутренних причин завода: плохая организация планирования и учета хода производства, особенно на стыках между цехами, что зависело от планово-диспетчерского отдела (ПДО) завода, недостатки в качестве оснастки и, как я уже отмечал, недостаточно подготовленные кадры ИТР и рабочих. Позднее, когда я через несколько лет уже занялся решением проблемы применения вычислительной техники в управлении производством, я ужаснулся: как же примитивно, нерационально мы работали в те годы. О применении вычислительной техники на ДМЗ ниже я еще скажу, и многое будет понятно. Приведу только один пример. Для изготовления ПРД цеху 15 многие цехи поставляли детали и узлы. Но они планировались к поставкам в цех без учета необходимого времени опережениям для создания необходимых заделов и обеспечения требуемого ритма сборки ПРД. Цехи-поставщики не выполняли сроки поставки, постоянно держали нас в напряжении по комплектации деталями, а в первые дни месяца полки на нашем складе вообще были почти пусты. Какие бы графики поставки я ни подписывал у начальника производства, все они срывались, ибо не были подкреплены ни организационными мерами, ни материальными стимулами. Заводская система межцехового планирования явно не соответствовала требованиям времени. Только в 1970 г., когда я стал работать начальником информационно-вычислительного центра (ИВЦ) завода, нам удалось создать и внедрить компьютерную подетальную систему планирования и учета хода производства, которая значительно улучшила систему управления цехами. А тогда, в 1960 г. нам пришлось пойти на то, чтобы забрать изготовление всех необходимых для ПРД деталей в свой цех и планировать их, исходя из потребности.
Иногда создавались ситуации, когда мы не успевали сдать продукцию и приходилось работать в праздники. Как-то 30 апреля мы не успели сдать ПРД для новой ракеты П.Д. Грушина. Я принял решение работать в ночь на 1 мая и в сам праздник, оформили необходимое разрешение. Но в полночь цех был полностью обесточен и погрузился в темноту. Оказывается, директор И.В. Дорошенко дал команду удалить с завода всех трудоголиков, невзирая на важность дел. Пришлось моему заместителю Ю. Головину, который руководил группой рабочих, хлопнув за праздник по полстакана спирта, в темноте выбираться из цеха.
Бичом цеха были трещины в сварных швах, которые образовывались от неправильного режима сварки, а также от других причин, например, из-за сквозняков в цехе. Поэтому ворота в цех всегда держали закрытыми, окна — хорошо загерметизированными. Все сварные швы ПРД подвергались рентгеноконтролю, и при обнаружении трещины, шов приходилось разделывать вручную корундовыми кругами и вновь заваривать. Трудоемкость работ резко подскакивала, сроки сдачи изделия срывались. Такие работы в технологию, естественно, не закладывались и не нормировались. Надо было выписывать или браковку, или доплатной наряд, на что запасов в трудоемкости ПРД заложено не было, и дополнительные наряды ложились на перерасход цеха. Но мне повезло: вскоре после моего прихода в цех в производство была запущена новая модификация ПРД-58, и я отследил, чтобы технологи и нормировщики создали необходимый резерв трудоемкости.
Затронув вопрос о трудоемкости изделий, хочется вспомнить, как в условиях отсутствия рыночных отношений государство побуждало коллективы даже оборонных заводов бороться за снижение себестоимости продукции. Заказчиком продукции завода было министерство обороны, которое следило не только за качеством выпускаемых ракет, что было их главной задачей, но и за их количеством и ценой. Эти функции на заводе выполняла военная приемка — военпреды, среди которых был и финансовый работник. Цена на ракеты согласовывалась с военпредом каждый год. Этот период был очень трудным для наших экономических служб, т.к. приходилось бороться за каждый рубль.
На цехах это сказывалось следующим образом. На каждое изделие, выпускаемое цехом, утверждалась плановая себестоимость, которая включала все статьи расхода, вплоть до воды и сжатого газа, и плановая трудоемкость. Была предусмотрена система поощрения за снижение себестоимости. Премия ИТР по итогам работы за месяц, предельная величина которой составляла 60% от фонда штатных окладов, формировалась из двух частей: 30% выплачивалось за выполнение производственного плана в объемах и номенклатуре, а вторые 30% — за снижение себестоимости на 3%, т.е. она должна была составлять 97% от плановой. Если фактическая себестоимость получалась, например, 99%, то добавлялось лишь 10% премии. При повышении себестоимости до 100% цех получал премию только в размере 30%. В нашем цехе за себестоимость продукции отвечала очень толковая экономист Анна Ивановна Агафонова, которая четко отслеживала все факторы, влияющие на ее формирование. Я с самого начала поставил перед коллективом ИТР задачу получать максимальную премию — 60%. Все, конечно, были согласны получать максимум, но обеспечить выполнение в производстве всех необходимых условий было весьма трудно. Приходилось постоянно включать свой командный ресурс, несмотря на вопли мастеров, технологов и других сотрудников. В течение почти четырех лет моего руководства цехом не только не было ни одного случая срыва месячного государственного плана, но коллектив цеха почти всегда получал максимальную премию, что удавалось далеко не всем цехам.
Коснувшись вопросов экономики предприятия, хочется высказать следующую мысль. Уже в те годы закладывались основы партийной бюрократии, неэффективности деятельности партийного и государственного аппарата, а как следствие, и ухудшения экономического положения страны. Не могу судить о деятельности парткомов высоких уровней — области, республики, ЦК КПСС, но в низовых парторганизациях предприятий, строек, учреждений был виден отрыв парткомов от реалий нашей жизни, ощущалась необходимость совершенствования общественной, в том числе, партийной жизни трудовых коллективов. В конце 50-х — начале 60-х гг. многие стали понимать, что СССР начинает проигрывать капиталистическим странам в экономическом соревновании. Принятые тогда социалистические принципы хозяйствования не обеспечивали эффективного развития страны, экономного производства качественной продукции, полноценного использования результатов бурной научно-технической революции XX века. Глава партии и государства тех лет — Н.С. Хрущев — пытался переломить складывающиеся негативные тенденции, но все они лежали в области организационных перестроек аппарата управления страной. Разгонялись министерства, создавались совнархозы и комитеты, даже обкомы партии разделили на промышленные и сельскохозяйственные. Но эти меры были поверхностными и не касались принципов организации и стимулов деятельности трудовых коллективов заводов, фабрик, колхозов и т.д., а также их взаимоотношений и ответственности.
В 1962 году в главной газете страны, органе ЦК КППС "Правде", началась широкая дискуссия по экономическим проблемам развития страны. На моей памяти это было первое столь масштабное, открытое и хорошо научно обоснованное мероприятие в прессе.
Я набрался смелости и отправил свою статью, которая вскоре была опубликована под названием "Главное — экономичность". В статье рассматривались вопросы повышения экономической эффективности работы предприятий, для чего предлагалось осуществить принцип материальной заинтересованности работников от рентабельности предприятий, установить более ответственные отношения между поставщиком и потребителем продукции, т.е. предлагалось ввести элементы рыночных отношений.
В частности, я полагал необходимым "перейти на принцип материального поощрения от рентабельности, что заставило бы руководителей предприятий заниматься снижением затрат по всем статьям накладных расходов". Во-вторых, предлагал повысить ответственность предприятий-изготовителей за реализацию их продукции, для чего выплачивать зарплату и премию не за выполнение производственного плана, а за реальную продажу продукции и при условии поступления от этого финансовых средств.
В результате дискуссии правительством страны были проведены некоторые изменения, в частности, расширение прав предприятий, большая часть финансовых средств стала оставаться у предприятий, что способствовало как техническому развитию предприятий, так и расширению жилищного строительства силами самих предприятий. Эти меры были предприняты по инициативе Председателя Совета Министров А.Н. Косыгина, одного из немногих передовых руководителей государства тех лет. Но дальнейшему ходу реформ помешало безответственное и консервативное большинство Политбюро ЦК КПСС во главе с Брежневым.
По прочтении этой статьи директор завода С.Ф. Кислицин сходу предложил мне должность заместителя директора по экономике, которая тогда только еще вводилась. Я отказался, т.к. свою дальнейшую деятельность связывал с созданием новых ракет — я только что был назначен ведущим конструктором по двум очень интересным темам. Это была увлекательная творческая работа. Кстати, примерно в то же время я отказался от назначения главным инженером Мытищинского приборостроительного завода, на чем настаивал райком партии. Кто знает, как бы сложилась моя судьба, прими я одно из этих предложений. Может, я зря отказался? Но свою жизнь уже не перепишешь.
Все рабочие основного производства работали на сдельной оплате труда, что очень их подхлестывало с точки зрения производительности труда, а руководящий состав цеха заставляло постоянно обеспечивать высокую загрузку рабочих. Рабочие тоже получали премию за выполнение задания в срок и за хорошее качество, но эта премия зависела только от них самих и не была связана с выполнением цехом производственного плана. Это было очень мудрое решение, т.к. рабочий никак не мог повлиять на его выполнение.
Один раз в год — 1 марта — происходило снижение нормативной трудоемкости изделий, что было очень болезненным, подчас драматическим процессом. В цехах шли ожесточенные споры, прямо-таки бои рабочих с нормировщиками и технологами, драка за каждую минуту трудоемкости в рабочем наряде. Такая система, еще со сталинских времен, была введена потому, что, во-первых, шло планомерное внедрение новой оснастки и инструмента, а во-вторых, рабочие сами, помимо и в тайне от технологов, совершенствовали свой техпроцесс для повышения своих заработков (повышали режимы резания, упрощали выполнение операций и т.д.). Короче, в эти дни в цехах почти прекращалась работа, стояли стоны и крики, рабочие отстаивали свое благополучие на следующий год.
В один из таких дней в нашем цехе разыгрались весьма драматические события на участке механической обработки корпусов ПРД. Это была ответственная и квалифицированная работа, которая выподнялась бригадой токарей на двух станках ДИП-300 в две смены. (Кстати, аббревиатура ДИП у нас означала "догнать и перегнать Америку"). В первых числах марта, идя по цеху, я заметил, что корпуса ПРД на этих станках вращаются с непривычно малыми оборотами. Я подошел к токарям и разговорился с ними. Выяснилось, что они недовольны слишком заниженной трудоемкостью выполняемых ими работ, установленной с первого марта. Я начал подробно с ними разбираться, и выяснилась неприятная и тревожная картина серьезного расхождения утвержденного техпроцесса и фактически выполняемого токарями, который они считали наиболее рациональным. Какие-то операции по утвержденному техпроцессу не могли быть выполнены, какие-то были пропущены, где-то были установлены направленные режимы резания. Башмаки люнета (опоры, в которой вращается корпус ПРД) изношены и давно не ремонтировались; чтобы заточить резец, токарю надо было идти в другой конец цеха и т.д., и т.п. Поэтому токари, не прекращая работы, установили пониженные обороты вращения шпинделя станка, при которых месячную программу они выполнили бы месяца за три-четыре. Весь последующий поток сборки ПРД в цехе, из-за недостатка корпусов, практически остановился.
Я понял, что токари в значительной степени правы, хотя где-то и перегибали палку, поэтому следует внимательно разобраться с их замечаниями и принять все разумные. Технический персонал цеха начал эту работу. Но не все инженеры правильно осознали поставленную задачу, каждый день шли споры и выяснения с токарями, а в результате дневное задание выполнялось только на 20%. Проходил день за днем, а положение не изменялось, нависла реальная угроза срыва плана, да не только цеха, а всего завода, т.к. производство ПРД являлось, наравне со сдачей ракет, строкой в заводском Государственном плане. Каждый день начальник производства И.И. Бублик орал на меня. Начал проявлять беспокойство и директор И.В. Дорошенко. Я доложил о принятых мерах, сказал, что на их реализацию необходимо определенное время, и твердо заверил, что план будет выполнен.
Тихая забастовка токарей, переросшая в громкий заводской скандал, закончилась только 20 марта, когда были внесены в техпроцесс все рациональные предложения токарей и осуществлен ряд организационно-технических мероприятий. 20 марта станки закрутились с нужными оборотами в две смены по 12 часов без перерыва. На участке окончательной сборки и сдачи ПРД скопилась почти вся месячная программа, не хватало производственных площадей, рабочих и мастеров. Я сам "сел на сборку", привел своего заместителя Ю. Головина и нескольких мастеров и технологов. Штурм был превеликий, но 31 марта мы сдали всю продукцию военпредам и закрыли Государственный план.
С того времени прошло сорок лет, эти события врезались мне в память на всю жизнь, став прекрасным уроком для моей последующей деятельности. Они во многом высветили мне недостаточную квалификацию и ответственность инженерно-технического персонала, значимость и роль квалифицированных рабочих в осуществлении сложных технологических процессов.
Издавна на заводе, как и во всей авиационной промышленности, был заведен порядок сдачи цехов перед праздниками заводской комиссии на чистоту, порядок и безопасность. В этот день никакой производственной работы, конечно, не проводилось. Из цеха выбрасывался накопившийся хлам, чистились и мылись оборудование, стены, окна, полы. Часам к двенадцати на цех любо-дорого было посмотреть: изделия уложены ровными рядами, нигде ни соринки, ни пылинки, развешены праздничные лозунги и стенная газета. И все же каждого из нас одолевало волнение, потому что дотошные члены комиссии стремились найти какие-либо изъяны. Главный механик Д.Н. Блох любил заглянуть в один из лючков какого-нибудь станка, сунуть туда руку и с удовольствием вытащить грязь. Приходилось уже механику цеха вместо рабочего, который к тому времени уже в березовой роще с друзьями разливал в честь праздника водочку, чистить валы и шестеренки.
А вот праздник 8 марта проходил в цехе, т.к. тогда он был еще рабочим днем, всегда весело и приподнято. Женщины, а их из четырехсот человек в цехе было примерно восемьдесят, приходили в праздничных нарядах, с хорошими прическами. Они были неузнаваемо красивы и веселы. Никакой работы с них в этот день мы не спрашивали. Они не занимались служебными делами, накрывали праздничные столы, а затем с песнями и шутками ходили по цеху. Но мужчины работали на совесть — полный рабочий день. Каждая женщина цеха получала на торжественном собрании небольшой памятный подарок и цветы, а наиболее отличившиеся — грамоты и премии. На это мероприятие я месяцами копил общественные деньги из различных цеховых премий.
Вся продукция оборонного назначения принималась военной приемкой — военпредами. С ними всегда были сложные и напряженные отношения. Мы, конечно, понимали, что качество продукции завода должно быть безупречным, но и сделать продукцию без дефектов не представлялось возможным по многим причинам. Поэтому, когда на тебя изо дня в день, из месяца в месяц, при каждом предъявлении изделий на осмотр, военпреды пишут десятки дефектов, ты чувствуешь себя каким-то ущербным неполноценным человеком и никаких добрых чувств к этим "писателям" не испытываешь. Особенно тогда, когда отношения военпредов, использующих военное положение, носили скрыто издевательский характер. Были, например, среди них такие, которые, когда не могли разобраться в сложных тонкостях технической документации, писали в ведомости осмотра изделий несуществующие дефекты, а инженерам цеха приходилось корректно и терпеливо (не дай бог обидеть!) объяснять суть проблемы и добиваться снятия "дефектов".
Но таких военпредов, к счастью, было немного, в основном они были высококвалифицированными военными инженерами, окончившими военные академии. Они хорошо понимали наши трудности и по мере сил старались нам помогать. Конечно же, не тем, что принимали дефектную продукцию, а своевременной подсказкой, предупреждением. Все-таки мы делали общее дело. В этом отношении нам в цехе 15 повезло: руководителем группы приемки был подполковник Федор Никитич Лашко, бывший артиллерист-фронтовик. И хотя он не давал поблажек, военпреды писали подчас много дефектов, иногда дело доходило и до остановки приемки в цехе, но всегда были хорошие деловые отношения, позволяющие в течение всех лет работы в цехе выполнять Государственный план при отличном качестве продукции. Именно Ф.Н. Лашко, сам того не ведая, способствовал выработке во мне, тогда еще молодом руководителе, привычки, сохранившейся на всю жизнь: прежде чем идти на обсуждение каких-либо серьезных технических проблем, проработать необходимую техническую документацию, изучить и проанализировать создавшуюся ситуацию, выработать альтернативные варианты решения проблемы.
3. Противоракеты
Опытное конструкторское бюро, созданное в конце 1958 года стараниями И.В. Дорошенко, Л.Г. Головина и К.Н. Гурария, свои работы начало с очень сложной и чрезвычайно актуальной работы -разработки противоракеты для системы "Сатурн", предназначавшейся для защиты Москвы от ракетного удара противника. К концу 50-х годов стало очевидным, что ударной силой в современной войне будет не столько авиация, сколько баллистические ракеты, несущие атомные заряды. В связи с этим руководством СССР было принято решение о создании противоракетной обороны (ПРО) точечных объектов, в частности, столицы страны.
Создание противоракетной системы обороны было чрезвычайно сложной научной и технической задачей, связанной с решением множества проблем в области разработки управляемых, летящих с огромной скоростью ракет, в области радиолокации, в области материаловедения и др. Все это требовало обширных научных исследований и опытных разработок. Это был новый значительный шаг в развитии ракетной техники.
Решением Военно-промышленной комиссии при СовМине СССР, которая ведала развитием военной техники в стране, создание противоракеты "Сатурн" было возложено на только что созданное ОКБ — 464. Это было очень смелое решение начальника ОКБ Л.Г. Головина. На мой взгляд, для оптимизма не было практических оснований, ибо коллектив разработчиков ОКБ только еще складывался и не имел никакого опыта работы по созданию ракет. В ОКБ были привлечены творческие и дерзающие молодые люди, но они раньше или работали в сфере производства ракет, или были вчерашними студентами. Надо было обладать глубокими теоретическими знаниями и опытом работы, которых на тот момент у них не было.
Тем не менее, аванпроект ракеты "Сатурн" был разработан и успешно защищен на заседании НТС Минобороны и Минрадиопрома (в этом министерстве создавалась система управления).
Но дальше этого дело не пошло. Оказалось, что ОКБ "Факел" тоже работало по этой теме, и генеральный конструктор П.Д. Грушин не мог допустить конкурентов. К тому же, на их стороне был уже значительный опыт и авторитет по разработке противосамолетных ракет. Осложнило положение молодого ОКБ-464 преждевременное стремление Л.Г. Головина к самостоятельности и независимости от деспотичного И.В. Дорошенко, вплоть до отделения от завода. Такой подход для Дорошенко был неприемлем, и усилиями двух колоссов Головин был устранен. Ему пришлось уйти с завода и заняться чисто научной деятельностью.
Но разработкой аванпроекта по теме "Сатурн" не ограничилось участие ДМЗ в создании противоракетной обороны страны. Завод в 50-е годы по решению правительства изготовлял первые в стране противоракеты В-1000, которые, правда, не были приняты на вооружение, но явились важнейшим этапом в решении этой проблемы. Было осуществлено множество пусков ракет, которые позволили исследовать все научно-технические проблемы, связанные с этой темой.
После завершения работ по ракете В-1000 ОКБ Грушина была разработана противоракета А-350Ж, изготовление которой было поручено ДМЗ. К этому моменту — в 1962 году — я был переведен в ОКБ, и мне посчастливилось участвовать в этой интереснейшей работе в качестве ведущего конструктора, т.е. лица, отвечающего за тему в целом. Это была сверхзадача как по важности для обороны страны, так и по сложности решаемых научно-технических задач. Мы, как завод, не были допущены к решению крупных проектно-конструкторских задач, но на нас выпала нелегкая доля отработки множества конструкторско-технологических вопросов совершенно "сырой" ракеты, чертежи на которую поступали к нам непосредственно с кульманов конструкторов ОКБ-2 "Факел" П.Д. Грушина. Приведу только два примера. Интересным и сложным решением было создание подвижных заборников топлива и окислителя, что было необходимо для недопущения "прохлебов" в подаче компонентов в ЖРД второй ступени, которые были возможны из-за огромной маневренности ракеты. Помню, что очень трудно давалось изготовление большой фермы, соединявшей первую и вторую ступени: требовалась очень большая точность изготовления.
К качеству исполнения противоракеты предъявлялись особо повышенные требования, что создавало в производстве дополнительные трудности. Это было обусловлено очень высокой динамикой траектории ее полета: ведь она должна была перехватить ядерную головку, мчащуюся почти с космической скоростью. Старт противоракеты совершенно не похож на старт ракет, которые мы привыкли видеть по телевидению. Эти ракеты, отправляющие в околоземное пространство космонавтов и грузы, начинают свое движение очень мягко, неторопливо, не создавая космонавтам больших перегрузок. Начальные моменты старта хорошо улавливает наш глаз. Старт противоракеты настолько стремителен, что если моргнуть в этот момент, то все и проморгаешь: увидишь только шлейф газов от работающего двигателя.
Результаты первых пусков ракет А-350Ж были весьма неутешительны: то не проходили какие-то команды управления ракетой, то в полете срывались наружные обтекатели, прикрывающие жгуты и трубопроводы по всей длине корпуса, то не срабатывала расцепка ступеней, то прогорало теплозащитное покрытие. Обстановка была очень напряженная и нервная. По результатам неудачных пусков ОКБ-2 выпускало множество изменений в конструкции ракеты, и весь задел их на заводе приходилось дорабатывать в аварийном порядке. Я делил свое рабочее время между ДМЗ и ОКБ-2, чтобы лучше и быстрее войти в курс всех изменений и довести их до завода.
Тем не менее, возникавшие трудности не помешали коллективу завода выполнить правительственное задание — противоракета А-350Ж успешно прошла летные испытания и была принята на вооружение Советской армии. В результате вокруг Москвы было создано кольцо противоракетной обороны. Серийное производство А-350Ж было поручено другому заводу.
С 1969 года по решению правительства завод осваивал еще одну противоракету, разработанную в ОКБ "Факел", — В-825. Однако межгосударственные решения СССР и США от 1972 года запретили работы по созданию ПРО страны, и работы по данной теме были прекращены.
В рамках создания ПРО страны на ДМЗ была выполнена еще одна интересная работа. Она была связана с тем, что возникла необходимость в проверке работоспособности аппаратуры внешнетраекторных измерений в условиях, близких к натурным условиям полета противоракеты А-350Ж, которая готовилась на вооружение, и в отработке методики измерения траектории и промаха для противоракеты. Решением Военно-промышленной комиссии (ВПК) при СМ СССР эта работа в 1961 году была поручена ДМЗ. Необходимо было быстро и с минимальными затратами спроектировать и изготовить для этой цели ракету. В ОКБ ДМЗ было разработано несколько вариантов и решено в основу положить освоенную в производстве ракету В-1000. Этим достигалась большая экономия финансовых, материальных и трудовых ресурсов и обеспечивалась возможность использования существовавшего на полигоне пускового комплекса. В процессе проектных работ было проведено существенное снижение веса ракеты, за счет чего в 1,5 раза повышен суммарный импульс двигательной установки ракеты и, как следствие, обеспечена значительно большая скорость полета. Ракета получила обозначение Я2ТА. Ее спроектировали по трехступенчатой схеме. Был применен целый ряд новшеств (расцепка с использованием детонирующего удлиненного заряда, аэродинамическая стабилизация ракеты в полете путем задания ей вращения относительно продольной оси и др.).
В результате семи успешных пусков ракет Я2ТА задача паспортизации измерительного комплекса противоракетной системы была выполнена полностью.
4. Исследовательские ракеты
Первой крупной самостоятельной работой ОКБ, имевшей серьезное практическое значение, стало создание гаммы ракет с целью проведения различных научных исследований общего и оборонного характера в высоких слоях атмосферы. Потребность в таких исследованиях для ЦАГИ, ЦИАМ, ЛИИ и других институтов и КБ была очень высокой. Об одной из этих ракет — Я2ТА — я уже сказал. Кроме этого, были созданы и осуществлены запуски следующих ракет: 2Я2ТА (ведущий конструктор Букаев В.П.) — для исследования обтекателей тепловой головки самонаведения из различных материалов; 1Я2ТА с ионосферной лабораторией "Янтарь" (ведущий конструктор — автор этих строк) — для исследования электрореактивных плазменно-ионных двигателей в околоземном пространстве; С1А( ведущий конструктор В.П.Букаев) — для исследования возможности теплового самонаведения в противоракетной обороне; 20ДО (ведущий конструктор Воробьев АД.) — с целью забора проб из радиоактивного облака ядерного взрыва. Всего по этой тематике заводом было изготовлено более 50-ти ракет.
Руководство ОКБ, которое в то время возглавляли Л.Г. Головин и К.Н. Гурарий, пошло по очень экономичному и эффективному пути, впоследствии ставшему общепринятым. За основу ракетоносителя была взята хорошо к тому времени отработанная и выпускаемая на заводе ракета В-1000, в которой были произведены определенные доработки, в частности, увеличен объем топливного и окислительного баков с целью достижения большей дальности полета. Третья ступень ракеты, служившая для проведения научных исследований и экспериментов, выполнялась в зависимости от цели исследований. Этим достигались взаимозаменяемость деталей и узлов, а также полное использование стартового комплекса. По такой методике впоследствии стал использоваться самый надежный в мире тяжелый ракетоноситель "Протон", спроектированный в 60-е годы в ОКБ генерального конструктора В.Н. Челомея, который до сих пор выводит на орбиту Земли многочисленные спутники, станции, отправляет грузовики к орбитальным космическим станциям.
Задача ракеты 1Я2ТА, которой я занимался, состояла в запуске на высоты до 400 километров научных автоматических лабораторий "Янтарь" для отработки плазменно-ионных двигателей, что делалось впервые в мировой практике, и проведении некоторых других исследований. Такие двигатели были необходимы для коррекции траекторий полета космических аппаратов. В техническом плане задача была очень интересной. Представьте себе, что необходимо было забросить на эти высоты лабораторию длиной шесть метров с плазменно-ионным двигателем, который включается в полете и из сопла которого вырываются не нейтральные газы, а заряженные ионы, стремящиеся сесть на корпус лаборатории, чем срывался весь эксперимент. Лаборатория должна была быть электрически нейтральной и очень чистой, "не газить". При этих условиях образовывалась тяга от выброса ионов, которую необходимо было замерить, а она равнялась всего лишь... 5 граммам! Поэтому третья ступень не имела обычного лакокрасочного покрытия, которое при полете обязательно бы горело и обильно выделяло газы. Интересным проектным решением было то, что вся ракета в полете вращалась вдоль продольной оси со скоростью два оборота в секунду. Это было необходимо для придания ракете продольной устойчивости, вследствие чего можно было отказаться от установки дорогостоящего автопилота.
Немало пришлось конструкторам потрудиться над устройством расцепки со второй ступенью, разработкой двигателей для разгона третьей ступени и увода ее от второй ступени, над механизмами сброса люков. Но все трудности были успешно преодолены, и все механизмы отработаны на стендовых испытаниях.
Основной творческий вклад в создание и испытания ракеты 1Я2ТА лаборатории "Янтарь" внесли инженеры КБ Р. Соколова и Л. Солодовников (аэродинамические расчеты), А. Гольденберг (динамика полета), Г. Рыжова и Г. Почернин (расчеты на прочность), Е. Пинаев, С. Березкин, В. Гладких (конструкция станции "Янтарь"), Ю. Облогин и А. Коломнина (двигательная установка), Е. Ширшов (электрооборудование), А. Юдин и Г. Глебов (летные испытания).
На ряд новшеств, разработанных для "Янтаря", были получены авторские свидетельства на изобретения.
Было изготовлено и запущено шесть ракет (это ограничивалось финансированием), все пуски прошли успешно, и был получен большой научный материал. 5 ноября 1966 года ТАСС сообщило всему миру о первом запуске нашей научной космической лаборатории "Янтарь", но упоминания о ДМЗ, естественно, не было. Успеху работы способствовала тщательная отработка лаборатории на земле в специально изготовленной вакуумной камере с давлением в 10-6 атмосфер с полной имитацией ее функционирования в условиях полета.
Особенно запомнился один пуск, в ожидании которого нам, разработчикам и испытателям, пришлось немало поволноваться. Когда ракета была уже на старте и готова к пуску, неожиданно пошли дожди, что для среднеазиатского полигона были чрезвычайно редким явлением. Пускать в дождь было нельзя из-за условий работы плазменно-ионного двигателя. Решили переждать. Ждем день, ждем два, ждем три. Сидим то в гостинице, то на старте в подземном бункере. Нервы напряжены, терпение на исходе. Долго откладывать старт нельзя, т.к. бортовая аккумуляторная батарея, от которой в полете питаются все системы и приборы, имеет очень ограниченный срок использования и быстро разряжается. Если ее мощность упадет ниже определенного уровня, то ракету следовало демонтировать и вернуть на техническую позицию, слив топливо и окислитель, разобрать лабораторию "Янтарь" и перезарядить батарею. Это уже просто катастрофа. Мы все перенервничали и переругались с заказчиком работы — представителями ЦАГИ, считая, что они ставят излишне жесткие условия старта. Бог знает, чем бы все это кончилось, если бы он не дал команду прекратить дожди. Выглянуло солнце, влажность резко упала, и стартовики с радостью и облегчением нажали на кнопку пуска. Полет лаборатории "Янтарь" прошел успешно, герой испытаний — плазменно-ионный двигатель — отработал положенное время, по телеметрии были получены все необходимые научные результаты, которые потом долго обрабатывались и анализировались.
Итоги работы были подведены в совместном отчете ведущих институтов страны: Центральный аэрогидродинамический институт (ЦАГИ), Летно-исследовательский институт (ЛИИ), Центральный институт авиамоторостроения (ЦИАМ), Институт источников тока (ВНИИТ) и ДМЗ, утвержденном президентом Академии наук СССР М. Келдышем. В отчете отмечалась большая "целесообразность применения для маневров в орбитальных полетах газовых электрореактивных двигательных систем". Теперь такие двигатели широко применяются в космических летательных аппаратах.
Данная работа была отмечена премией министра авиапромышленности, а группа участников награждена медалями ВДНХ.
Проектирование, производство и испытания гаммы исследовательских ракет принесли ДМЗ значительные прибыли, а государству ощутимый экономический эффект: применение единого ракетоносителя, использование освоенных агрегатов по блочной структуре, максимальное упрощение конструкции ракет дали экономию финансовых средств в несколько миллионов рублей и сократили сроки проектирования и производства ракет примерно в два раза. Приходится только сожалеть, что к концу 60-х годов данная тематика, потребность в которой была огромной в связи с интенсивным развитием ракетостроения, была закрыта. Думаю, что это было связано с уходом с предприятия заместителя главного конструктора Константина Наумовича Гурария — главного идеолога и "мотора" всех новых творческих работ на заводе. Он был удивительно творческим, ищущим, целенаправленным и энергичным человеком, инициатором многих разработок. Рутина повседневной работы ему была невыносима. Казалось, что в его голове постоянно билась мысль: "Чтобы еще придумать?" И он, действительно, постоянно придумывал.
Уход К.Н. Гурария в Московский Онкологический центр в качестве главного инженера был для меня совершенно необъясним. Могу только догадываться, что это было связано с изменением обстановки на предприятии, что выразилось в свертывании опытно-конструкторских работ: началось рутинное производство устаревшего самолета, затем в серийное производство были запущены ракеты ЗМ9, разработанные в другом ОКБ. Все это мы, как говорится, проходили, и было не интересно. ОКБ-464 не получило своей тематики и к концу 60-х годов практически выродилось в серийный конструкторский отдел. Жизнь К.Н. Гурария, можно сказать, закончилась трагически: работая в Онкологическом центре, Константин Наумович умер в 59 лет... от рака.
Здесь уместно вспомнить о М.А. Любомудрове - главном конструкторе ОКБ с 1961 по 1969 гг. Михаил Алексеевич был грамотным, эрудированным инженером, но не был ни генератором идей, ни руководителем и организатором творческого процесса.
Если его не тревожили, то и он никого не беспокоил. Он вызывал подчиненных руководителей только тогда, когда какой-либо вопрос сваливался "сверху", от руководства. Его легко было убедить в необходимости принятия какого-нибудь технического решения, которое ты предлагал, но с которым не был согласен другой руководитель ОКБ. Но буквально на следующий день Любомудров мог под напором твоих оппонентов поменять свою точку зрения на противоположную.
5. Немного о самолете Ан-2М
После назначения в 1962 году директором завода Сергея Филипповича Кислицина производственные дела шли по-прежнему успешно: план по серийному изделию выполнялся, велись опытные работы с ОКБ "Факел" по созданию противоракеты. ОКБ завода начало свой самостоятельный творческий путь с создания ряда исследовательских ракет. Заводу практически ежеквартально присуждались Красные Знамена по итогам социалистического соревнования предприятий отрасли.
Однако в одночасье все перевернулось. Причиной тому стало начало производства самолетов Ан-2М. Такой шаг, на который пошли С.Ф. Кислицин и главный инженер А.Т. Ильин, был данью политике по развитию сельского хозяйства, а для завода он оказался серьезной ошибкой. Технология производства этого устаревшего самолета очень сильно отличалась от ракетной, на заводе не было необходимого штамповочного оборудования и плазового хозяйства, штамповщиков, клепальщиков и плазовиков. Завод сразу же попал в труднейшее положение, неся тяжелые убытки. План не выполнялся ни по самолетам, ни по ракетам, два года коллектив предприятия не получал премии. Началась утечка кадров.
В этом вопросе Кислицин придерживался, казалось бы, парадоксального взгляда: он считал, что наши ракеты никогда воевать не будут, и что в тысячу раз важнее работать на благосостояние трудящихся, для чего и нужен сельскохозяйственный самолет. Где-то он был прав, а где-то по-крупному ошибался. Конечно, стране нужен был гражданский самолет типа Ан-2М, особенно для сельского хозяйства. Но ломать ради этого налаженное ракетное производство было, конечно, грубой ошибкой, которая дорого обошлась государству. В отрасли было много самолетостроительных заводов, которые легко бы справились с этим заданием.
На заводе пришлось провести серьезную реконструкцию в ущерб ракетному производству. Было установлено необходимое оборудование, приняты на предприятие рабочие и ИТР требуемых специальностей, даже из других городов страны, в частности, с ташкентского авиазавода. В сборочном цехе постоянно находился представитель министерства для решения отраслевых вопросов. Но дело шло плохо, план не выполнялся. Тогда в 1965 году группа коммунистов завода обратилась к секретарю ЦК КПСС Д.Ф. Устинову, который ведал оборонными вопросами, с письмом, в котором изложили сложившуюся на заводе ситуацию и попросили оказать необходимую помощь. Помню, хотя и не всех, что письмо подписали В. Беляков, В. Ладоха, А. Коробов, Ю. Головин, Ю. Сухотин, О. Громыко. Через несколько дней наша группа в составе десяти человек была принята заместителем заведующего оборонным отделом ЦК КПСС Редькиным.
Первая же его фраза повергла всех нас в шоковое состояние: "Не надоело ли вам носить партбилеты в кармане, коль вы пишите письма в ЦК?" От неожиданности нас охватило оцепенение, и на несколько секунд в кабинете повисла тягостная тишина. Первой пришла в себя Валентина Ивановна Ладоха, начальник отдела смежных производств и кооперации. Человек находчивый и смелый, она "выдала": "А не забыли ли Вы, товарищ Редькин, что представляете ЦК партии, в который обратились с письмом по неотложным оборонно-производственным вопросам коммунисты предприятия? Мы пришли сюда не квартиры себе выколачивать, а за помощью в связи с тяжелейшим положением на заводе". Настала очередь Редькина растеряться от полученного отпора и остудить себя. После такой разминки начался конструктивный разговор. Вскоре заводу была оказана всесторонняя действенная помощь, и мы снова стали успешно выполнять государственный план. Правда, уже с новым директором — Михаилом Алексеевичем Ильиным, переведенным к нам с завода "Авангард". Это произошло в 1965 году.
Когда встал вопрос о персональной ответственности руководства ДМЗ за провал производства Ан-2М, то Сергей Филиппович Кислицин не стал "искать рыжих", не подставил главного инженера, отвечавшего за подготовку производства Ан-2М и взял всю вину на себя. В 1965 году он был освобожден от должности директора и ушел с завода. Я хорошо знал и уважал Сергея Филипповича, мы жили в одном подъезде, и мне особенно было больно за все, что с ним произошло. Это была трагедия достойного и честного человека.
6. Жизнь компьютерная
К 60-м годам появились электронно-вычислительные машины (ЭВМ) промышленного применения, что позволило начать широкое применение их в науке, технике и экономике. Первоначально ЭВМ начали применяться для осуществления математических расчетов при научных исследованиях и инженерных работах, например, для траекторных расчетов полета ракет и космических аппаратов. Однако уже к середине 60-х годов стали обрисовываться сферы применения ЭВМ в экономике и производстве. К концу 60-х годов Академией наук СССР была разработана общая теория построения автоматизированных систем управления предприятием, а в начале 70-х гг. Комитетом по науке и технике созданы так называемые Руководящие методические материалы по разработке АСУ. Но первопроходцам приходилось самостоятельно решать множество проблем. На предприятиях страны стали организовываться информационно-вычислительные центры (ИВЦ) и отделы АСУП.
Долгопрудненский машиностроительный завод с самого начала оказался среди предприятий-первопроходцев. Инициатором и первым руководителем нового направления работ на заводе выступил инженер Юрий Иванович Сухотин, благодаря стараниям которого в 1964 г. был создан отдел автоматизации инженерного труда. Были проведены первые исследования и первоначальные проектные работы. Однако отсутствие соответствующего опыта и необходимой вычислительной техники не позволили сделать каких-либо реальных шагов по созданию АСУ заводом. А вскоре Ю.И. Сухотин перешел на работу в отраслевой институт НИАТ.
В 1966 г. отдел был реформирован в информационно-вычислительный центр (ИВЦ), руководителем которого был назначен заместитель начальника производства Вячеслав Алексеевич Немчинов. Машиносчетная станция (МСС), также вошедшая в новую структуру, к тому времени функционировала уже 16 лет и имела хорошо сложившийся и квалифицированный состав сотрудников. Электронно-вычислительной техникой она не обладала, и все работы выполнялись на перфорационной технике (перфораторы, табуляторы), а в качестве носителя информации использовалась перфокарта. Работы выполнялись только для бухгалтерии завода. Разработка машинных алгоритмов и программ для планирования производства и учета его хода теперь была поставлена как реальная задача, для чего была приобретена ЭВМ "Минск-22". Но взятые обязательства новый руководитель ИВЦ, постоянно не выполнял, сроки срывались, директор завода М.А. Ильин, который к тому времени загорелся идеей создания АСУП, нервничал и выражал постоянное неудовольствие. Дело закончилось плачевно для В.А. Немчинова: его освободили от должности начальника ИВЦ и он даже уволился с завода. Это была первая, но не последняя жертва вычислительной техники. Вся эта кутерьма закончилась тем, что должность начальника ИВЦ предложили мне.
Для меня это было полной неожиданностью, я к этому не только не стремился, но и не думал о такой своей судьбе. А это, действительно, стало моей судьбой: я не изменил этому "безнадежному делу", как мы тогда шутили, поднимая рюмку "чая", до конца своей трудовой деятельности. Но тогда, в декабре 1969 г., меня эта работа совершенно не интересовала. Я работал в ОКБ ведущим конструктором, вел две очень интересные темы — противоракету А-350Ж и исследовательскую ракету 1Я2ТА, о чем я уже писал. По моей ракетной тематике я писал диссертацию на соискание ученой степени кандидата технических наук, работа процентов на 70 была уже готова, а переход в новую сферу деятельности ставил под угрозу всю начатую работу.
Однако директор завода М.А. Ильин был человеком принципиальным и менять свои решения не любил. Пришлось мне смириться, сохраняя в душе надежду закончить диссертацию на новом месте работы. Однако, забегая вперед, должен сказать, что мои надежды вскоре рассыпались в прах. Едва я окунулся в заботы ИВЦ, на меня нахлынула черная пелена моей неграмотности в новой сфере деятельности. Я ничего не понимал ни в устройстве и работе вычислительной техники, ни в программировании. Правда, я хорошо знал технологию и организацию производства, отлично представлял основные функции служб и цехов, алгоритм происходящих на предприятии информационных процессов, суть и содержание взаимоотношений между отделами и цехами. А это было основой всех информационно-алгоритмических построений в АСУ. На этот фундамент надо было нарастить знания об ЭВМ и программировании. Пришлось подобрать специальную литературу и, в основном вечерами, заниматься самообразованием. Через несколько лет, когда я уже написал новую диссертацию по кибернетике, в списке использованной литературы оказалось более 100 наименований научно-технических книг.
События с заменой руководителя ИВЦ произошли в последний день 1969 года, молниеносно, в духе того времени. В то время я заболел гриппом и лежал дома с температурой. Вдруг раздается звонок в дверь: за мной пришла машина директора с заданием вывезти меня на завод для представления коллективу ИВЦ. Пришлось ехать. Весь состав ИВЦ меня уже ждал. Быстро зачитали приказ директора, коротко представили меня коллективу и через несколько минут я уже убыл снова в постель.
В первые дни нового 1970 года я уже основательно познакомился с коллективом ИВЦ и состоянием работ. Люди мне понравились: народ молодой, веселый и, как впоследствии оказалось, дисциплинированный и ответственный. Правда, мужчин было очень мало — человек 6-7 технарей по обслуживанию техники из 80-ти сотрудников общей численности отдела. Не хочу обижать женщин-инженеров, они даже более дисциплинированы и усидчивы в работе, но тогда, когда дело идет о разработке новой техники, мужчины проявляют себя лучше.
Удивило, что разработчиков АСУ, т.е. алгоритмистов и программистов, было всего 7 человек. Это сразу объясняло причину неудачи моего предшественника: за два с лишним года он не сумел набрать и подготовить необходимые кадры разработчиков. Планы по созданию АСУ заводом у дирекции были самые обширные, поэтому кадровыми вопросами я стал заниматься буквально каждый день. Через два года в отделе работало уже 30 разработчиков, которые и смогли решить сложнейшую задачу разработки и внедрения первой очереди АСУ в кратчайшие сроки и заложить основы будущих решений.
В обязанности ИВЦ входило выполнение двух основных функций:
— производство различных расчетов для бухгалтерии завода, в том числе расчет заработной платы. Эти работы выполнялись на счетно-перфорационных машинах (СПМ);
— разработка и внедрение АСУ предприятием.
С первым направлением работ все обстояло благополучно, они всегда выполнялись качественно и в срок. Это объяснялось как высоким профессионализмом сотрудников, так и квалифицированным грамотным руководством работами начальником производственного бюро Евдокии Федоровны Пятиной, которая работала с основания МСС. Правда, периодически создавались напряженные ситуации, в основном по вине выхода из строя техники, но Е.Ф. Пятина - человек в высшей степени ответственный и организованный, не уходила с завода подчас до самого утра, пока не выполнит все полагающиеся работы и не сдаст документы в бухгалтерию. Если какой-либо бухгалтерский баланс по контрольным цифрам не сходился, Евдокия Федоровна гоняла машины с точностью расчета до одной копейки, пока он не сходился. Я подчас полушутя — полусерьезно говорил ей: "Плюньте на эту копейку, никому это не нужно". Но она отвечала: "Нет, дело принципа, может, в этой нестыковке заключена более крупная ошибка". Важен был для нее и кадровый ресурс, ибо отсутствие хотя бы одного человека в дни расчетов в начале месяца сразу осложняло обстановку. Поэтому она очень внимательно следила за молодыми женщинами, а таковыми были почти все, и знала чуть ли не раньше их самих, когда они собираются уйти в декретный отпуск, и планировала их замену.
Очень жаль, что Евдокия Федоровна не получила при очередном награждении заслуженный ею орден, на который мы ее выдвигали, т.к. по разнарядке от отдела должен был быть награжден рабочий, к которым относились операторы. Никакие мои обращения к руководству завода не помогли. Орден получила оператор, тоже достойный человек, но ее заслуги были не сравнимы с заслугами Евдокии Федоровны.
Со вторым направлением работ дела обстояли значительно хуже, попросту говоря, даже плохо. Никаких расчетов на новой ЭВМ "Минск-22" в интересах предприятия не производилось, программы только разрабатывались, работы шли с большими трудностями, объяснявшимися в основном недостаточным знанием разработчиками сущности управления производством, в котором они никогда не работали. Пришлось мне влезать в тонкости разрабатываемых алгоритмов и вырабатывать более эффективные и практичные решения. На первой очереди стояла разработка программ для межцехового подетального планирования производства и учета его хода. На этом направлении работали начальник бюро Тамара Николаевна Сухотина, инженер Розалита Федоровна Соснина и совсем тогда молоденькая студентка-заочница Люба Иванова. Эта доблестная троица трудилась очень добросовестно и с большим энтузиазмом. Результаты не замедлили сказаться: уже в конце 1970 года ИВЦ начал ежемесячно осуществлять расчет подетальных планов основных цехов и вести ежедневный учет хода сдачи цехами товарной и валовой продукции по всем заказам с выдачей распечаток с ЭВМ для дирекции завода и цехов.
Мне хочется более подробно остановиться на данном вопросе, ибо внедренная система имела принципиальные отличия от сложившейся на заводе и в авиационной промышленности традиционной системы группового планирования по серийному счету и обладала значительной новизной, которая не утеряна до сих пор. Эти решения мы видим сейчас в американских и западноевропейских системах. В нашей постановке расчету подвергались каждая деталь и узел изделия с определением количества партий запуска и выпуска с учетом времени опережения, расчетом сроков запуска/выпуска, расчетом трудоемкости изготовления, объемов выпуска и серийного счета выпуска. Это позволило уйти от "котлового" метода планирования выпуска деталей по единому серийному счету для всех деталей данного цеха, что привело, и это было подтверждено бухгалтерскими отчетами, к резкому — в 2-3 раза — снижению незавершенного производства и освобождению значительных оборонных средств.
План рассчитывался с учетом располагаемых цехом мощностей по шести профилирующим видам работ и определением загрузки по каждому из них. Если мощностей было недостаточно, то в план вносились необходимые коррективы, и он вновь пересчитывался. Подчас эту операцию приходилось повторять по 3-4 раза. Тем самым достигалась реалистичность плана, и начальник цеха не мог сослаться на его невыполнимость. Комплекс работ по подетальному планированию производства стали выполнять переведенные из ПДО завода плановики Л. Хвощевская и А. Кальдина.
Но все наши новшества и алгоритмические ухищрения остались бы не реализованными, если бы не была проведена организационная перестройка системы подетального планирования. До сих пор месячный подетальный план цехам разрабатывал ПДО завода, а план в объемах на три месяца выдавал планово-экономический отдел (ПЭО). Поскольку рассчитанный нами план значительно более точно определял и номенклатуру, и объемы производства, то функцию планирования цехов я взял на себя со всей ответственностью за последствия неправильного расчета. Это стало возможным благодаря решительной поддержке директора завода М.А. Ильина, который сразу понял все преимущества новой методики планирования. Более того, выполнение производственных планов цехов и выплату премий теперь стали осуществлять только на основании плана, выданного ИВЦ.
Не все начальники цехов правильно отреагировали на новшества, ибо это ставило их в более жесткие условия и лишало возможности сдавать не нужные заводу, но выгодные цеху детали. Некоторые начали жаловаться директору и начальнику производства на неправильные расчеты в планах ИВЦ. Ответ директора был прост: за качество планирования отвечает Громыко, если какой-либо цех встанет по вине недоброкачественного плана, то спрос будет с ИВЦ. После этого обстановка нормализовалась и с начальниками цехов было налажено хорошее взаимодействие. Более того, они поняли преимущество новой системы планирования и поверили в нее. Их поддержка была обеспечена. Приведу один пример влияния новой системы на производство. В один из периодов цех нормалей оказался узким местом на заводе: не выполнял план, задерживал производство в цехах-потребителях. Руководство цеха считало, что у них не хватает мощностей, что, по нашим расчетам, не подтверждалось. Директор поручил мне разобраться. При проверке оказалось, что цех не руководствуется нашим планом, в котором размеры партий запуска соответствовали трех- и шестимесячной потребности завода, а запускалась ежемесячно вся цеховая номенклатура, чем резко повышали количество переналадок станков, и тем самым снижалась мощность цеха. Пришлось в течение нескольких месяцев применять к цеху специальную методику планирования с целью перехода на трех- и шестимесячные партии производства деталей. Вскоре цех вошел в нормальное русло работы.
Впоследствии, работая в НИАТе, я посещал многие заводы авиационной и оборонной отраслей, но нигде не встречал аналогов выведенной нами системы планирования основного производства. В лучшем случае ИВЦ выдавал рекомендуемую для изготовления номенклатуру деталей и узлов, в которой начальники цехов "плавали", как в мутной воде, преследуя интересы цеха, но не завода. Только в середине 90-х годов на российском рынке программных продуктов появились аналогичные системы американских и европейских фирм. Но к тому времени не только не развили созданную ранее АСУ с применением персональных компьютеров и вычислительной сети, но и прекратили эксплуатацию старой системы. Трудно признать такие действия разумными. А главная создательница описанной системы Т.Н. Сухотина по разработанным материалам защитила кандидатскую диссертацию и ушла в МАИ на преподавательскую работу.
Кроме упомянутой работы, инженером Л. Концевой был создан комплекс программ по расчету потребностей материалов на месячную и квартальную программы производства и по учету расходования материалов. Внедрение не обходилось без комичных моментов. Начальник отдела МТС АН. Конторович высказал мне сомнения по поводу возможности внедрения разработанных программ. По большому секрету он сообщил, что все рассчитанные Главным технологом нормы он завышает на 25%, чтобы создать определенный запас на складах и покрыть перерасходы цехов. Таков был его практический опыт. Я успокоил его, сказав, что эту поправку мы внесем в программы, о чем будем знать только мы вдвоем. Он успокоился и дал своим подчиненным указание о внедрении системы.
Чтобы внедрить указанные программы и ряд других, необходимо было создать информационную базу, т.е. собрать нормативную и учетную информацию и организовать в памяти ЭВМ массивы состава изделий, норм расхода материалов, трудовых нормативов, расцеховок на изготовление деталей и узлов, а также учетные массивы сдачи деталей и узлов цехами. Эта работа очень интенсивно выполнялась параллельно разработке программ, для чего у директора была утверждена инструкция о порядке взаимодействия ИВЦ, отделов и цехов в условиях централизованной обработки информации. Большую находчивость и терпение в этом деле проявили начальник бюро нормативного хозяйства Зоя Егоровна Выволокина и инженер Маргарита Алексеевна Клочкова.
Дружная и целеустремленная работа небольшого коллектива разработчиков ИВЦ позволила уже в середине 1971 года сдать первую очередь АСУП государственной межведомственной комиссии (тогда системы принимали на таком высоком уровне, ибо их были единицы), в которую входили ведущие специалисты страны: Главный конструктор АСУП оборонных отраслей Ю.М. Репьев, с которым тогда у нас возникла дружба, продолжающаяся до сих пор; заместитель директора института Кибернетики Академии наук А. Стогний, ответственный сотрудник Военно-промышленного комплекса СМ СССР доктор наук Ю. Антипов и другие.
Но жизнь на вычислительном центре не ограничивалась одними служебными делами. С первых дней прихода в отдел я понял, что квалифицированному и работоспособному коллективу не хватает в общении человеческого фактора, не хватает дружбы, хороших межличностных отношений. По старой комсомольской привычке я взялся за создание более теплых, неформальных отношений между сотрудниками. Для начала вместе с общественными организациями отдела была организована лыжная прогулка, которая была проведена на небольшой турбазе завода в районе деревни Шолохово, куда нас отвезли на заводском автобусе. Мы вместе покатались по лесу, подурачились, повеселились, а потом все вместе пообедали. Поехало тогда из 80-ти человек всего лишь 20, но на следующий день в отделе только и было разговоров о хорошем отдыхе. Поэтому, когда летом мы решили поехать на целый день на берег Пироговского водохранилища, то уже каждый сотрудник отдела захотел поехать с коллективом. Тем более что я, как руководитель и тренер воднолыжной секции завода, пригнал на стоянку катер и организовал катание на водных лыжах. Восторг был неописуемый.
Третьим мероприятием, сохранившимся в моей памяти, был праздничный вечер, который мы организовали для всего отдела в одном из залов столовой МФТИ. Изюминкой вечера был концерт силами сотрудников отдела, который шел весь вечер, не отрываясь, так сказать, от уставленных всякими вкусностями столов. Оказалось, что в отделе немало талантов, которые в последующие годы участвовали в заводских смотрах художественной самодеятельности и приносили не только радость зрителям, но и славу первых мест отделу. Основную нагрузку в этом деле несла РФ. Соснина, очень энергичный, заводной и веселый человек.
Очень интересное было тогда время — время освоения новых достижений науки и техники, познания невиданного и небывалого. Единая цель здорово сблизила людей, укрепила их ответственное отношение к новому делу, развила неформальные отношения и взаимовыручку в работе. По утрам, когда я, придя на работу, первым делом заходил в машинный зал, то мне больно было смотреть на серые, уставшие лица девочек-операторов, которые всю ночь (а работали тогда в три смены) вели расчеты и готовили для руководства завода отчетные сводки о состоянии производства за истекшие сутки. Не дай бог сорвать и не сделать их к восьми часам утра! Ведь ЭВМ тогда была очень ненадежна, а быстродействие просто смехотворным — шесть тысяч операций в секунду, тогда как сейчас даже персоналки считают со скоростью миллион операций в секунду, а большие ЭВМ даже миллиарды.
Поэтому с особо добрыми чувствами хочется вспомнить операторов ЭВМ, тогда еще совсем юных Аню Афиногенову, Инну Гусарову, Любу Бенедиктову, Нину Быстрову (Чернышеву), Таню Антонову, Лену Караваеву Из операторов подготовки данных особенно запомнилась Люба Александер, хотя все девочки были мастерами высшего класса, которые, как выдающиеся пианистки, вслепую владели клавиатурой машин.
Бесперебойную круглосуточную работу вычислительных машин обеспечивали инженеры-электронщики А. Бархатов, В. Иванов, Е. Алехин, А. Грипич.
Мы часто обсуждали с директором М.А. Ильиным дальнейшие планы применения вычислительной техники, надо было шагать на помощь другим службам: Главному технологу, который совсем растерялся в необозримом море десятков тысяч позиций спроектированной и изготовленной оснастки; экономическим службам, которым необходимы были оптимизационные расчеты по загрузке производства, и многим другим службам.
М.А. Ильин, который в то время учился в Высшей Академии управления при Совете Министров СССР, периодически подкидывал мне идеи и загадки, которыми их просветляли оторванные от жизни акдемики и профессора. Однажды он вызвал меня и спросил, когда мы начнем применять симплекс-метод при решении задач. А бог его знает когда, если я впервые только от него об этом услышал. Но виду не подал, пообещал подумать. Пришлось изучить этот очень теоретически красивый метод, но применимый при таких ограничительных факторах, которые делали его неприемлемым в реальных экономических расчетах. Это все равно, что самолет должен лететь в идеальных условиях, когда нет ни движения воздуха, ни облаков, ни гроз и т.д. Я так и не встретил на практике применение этого метода, теория и практика в экономике так и живут, не пересекаясь друг с другом.
Хорошее, интересное было время. И это не ностальгия по ушедшему, а реальная оценка совершаемых нами тогда дел. Приятно было работать с Михаилом Алексеевичем Ильиным. И дело не только в том, что Ильин никогда не допускал грубости и оскорбительных высказываний по отношению к подчиненным, что обычно особенно ценится в руководстве. Ильин, проработав на заводе "Авангард" девять лет начальником производства, точно мог оценить, какие ресурсы и сроки необходимы для выполнения того или иного задания. В этом отношении он почти всегда был прав. Но горе начальнику цеха, если он попробует "повесить лапшу на уши" Ильину! Он спокойно, с достоинством, но со скрытой угрозой предупредит зарвавшегося руководителя, и если тот не исправит положение, то обязательно снимет его с работы. Эта жесткость Ильина, подчас необоснованная, заставила уйти с завода многих очень хороших специалистов и руководителей. У меня в отношениях с М А. Ильиным проблем не было.
Всегда очень подтянутый, с иголочки одетый, подчас в рубашке с кружевами, высокий и стройный, моложавый не по годам (а было ему в те годы слегка за 50 лет), элегантно обходящий лужи на тротуаре, чтобы не испачкать всегда до блеска начищенные ботинки, — таким запомнился МА. Ильин в те годы. Он даже кличку имел на заводе—"балерина".
В 1971 году Ильина назначили заместителем министра, а директором из МКБ "Факел" был направлен А.С. Дворецкий, который был заместителем у генерального конструктора П.Д. Грушина по производству. Я и не предполагал, что это назначение изменит всю мою последующую жизнь. Я хочу рассказать об этой драматической истории не из каких-то мстительных чувств к Дворецкому, а из необходимости поведать читателю о тех злоупотреблениях, с которыми мне раньше не приходилось сталкиваться. Потом в моей жизни было немало неприятного, но тогда, в 1971 году, с двуличием и непорядочностью я столкнулся впервые.
Вскоре после прихода на завод Дворецкий вызвал меня и попросил рассказать об уже выполненных и ведущихся работах. Я достаточно подробно изложил состояние дел и планы на будущее. Реакция Дворецкого была хорошая, он одобрил наши планы и обещал необходимую поддержку. Мы часто с ним общались, намечая необходимые к решению задачи. Но через несколько месяцев, уже зимой, в одной из бесед Дворецкий сказал мне, что ему стало известно, что я работаю над диссертацией по тематике АСУ. Я это подтвердил, на что он заметил, что очень хорошо, когда инженеры на производстве защищают научные диссертации, и что он всячески будет мне способствовать.
Через некоторое время стало известно, что Дворецкий сам имел намерения быстро защитить диссертацию по автоматизации управления производством, материалом для которой послужили бы работы, уже осуществленные до его прихода на завод. Для выполнения этой работы по договору была приглашена группа специалистов из Московского института управления. Но на двоих материала, конечно, не хватало, поэтому я должен был быть устранен.
Снять меня с работы у Дворецкого оснований не было, поэтому он пошел другим путем. Он подписал приказ о разделении ИВЦ на два отдела: собственно ИВЦ и отдел разработки АСУ. Мне предложили возглавить ИВЦ, т.е. у меня отбирали разработку АСУ, что для меня было важнейшим фактором, а материалы по созданию системы мог взять себе Дворецкий, назначивший руководителем работ совершенно не подготовленного человека. Я два года осваивал новое дело, и его предстояло делать теперь новому человеку — это было потерей времени и темпа работ. Таким образом, мышеловка захлопнулась, было ясно, что жизни для меня на предприятии не будет. Правда, главный инженер Глазырин, с которым у меня были хорошие деловые отношения, уговаривал меня не уходить с завода, переждать, перетерпеть. Но в такое положение за 19 лет работы на заводе меня никогда не ставили. Я хлопнул дверью, хотя самому было очень больно. Но это был не мой выбор. Мне предложили работу в трех институтах, и в один из них я и ушел.
Через несколько лет я защитил диссертацию, мне была присвоена ученая степень кандидата технических наук, но никаких материалов ДМЗ я в ней не использовал, хотя опыт и наблюдения, полученные мною за многие годы работы на заводе, нашли в ней свое отражение. Кроме того, мне удалось теоретически обобщить накопленный опыт в изданной в 1982 году книге "Структура информации машиностроительного предприятия", в которой были изложены концепция и методология разработки реляционных баз данных автоматизированных систем управления.
Завершая свои воспоминания об этом периоде моей жизни, хочу высказать мысль, что пора на предприятии преодолевать разруху 90-х годов в области применения вычислительной техники.
Вернувшись через 29 лет на предприятие и ознакомившись с состоянием дел, у меня защемило сердце: я не обнаружил и следов прежней системы АСУ. И дело не только в общем состоянии отрасли в результате развала экономики страны в 90-х годах. Еще раньше на предприятии нашлись руководители, которые не только не приняли мер к развитию системы, созданной в 1971 году, но всячески способствовали ее ликвидации.
Практика жизни показала, что конкурентоспособность современного предприятия немыслима без применения средств вычислительной техники во всех сферах инженерной деятельности. Приведу только один пример. Фирма "Боинг" выполнила проектно-конструкторские работы для самолета XXI века Боинг 777 полностью в компьютерном режиме, без применения кульманов и бумаги, в два раза быстрее, чем обычно — за 3,5 года вместо обычных семи лет. Тем самым фирма вышла на рынок с новой продукцией значительно раньше своих конкурентов.
Во всех передовых странах внедряются системы сквозной компьютерной обработки данных, которые в вычислительной сети связывают всех специалистов, от конструкторов до отдела сбыта. Есть такие системы и на российском рынке программных продуктов, в свое время такие системы в нашей стране назывались интегрированными системами. Такие системы включают как средства проектирования и конструирования изделий и оснастки, разработки техпроцессов, так и автоматизированные системы управления предприятием по всем направлениям деятельности — производство, экономика, бухгалтерия, снабжение, сбыт. Стоят такие системы достаточно дорого, но в условиях конкурентной борьбы другой альтернативы не существует.
7. Жизнь комсомольская
Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодежи, ВЛКСМ, комсомол... Какой высокий и гуманный смысл вкладывался в это понятие! Сколько боевых подвигов и трудовых достижений было совершено под его знаменем! А без него были бы они? Сейчас, на мой взгляд, население страны разделилось на две полярные группы: одна помнит и чтит комсомольское движение, другая его чернит и полностью отрицает. Я не стану ничего доказывать, перечислять вехи жизни и деятельности комсомола СССР, бичевать его недостатки, которых было немало. Я просто хочу вспомнить и рассказать жителям Долгопрудного, каким был комсомол в городе более 40 лет назад. И пусть каждый сам на фоне современных социальных процессов поразмышляет о необходимости идейно-воспитательной организации молодежи.
В 50-е годы город Долгопрудный, а точнее — поселок, был "столицей" Краснополянского района Московской области. На севере, где-то около Катуара, он граничил с Дмитровским районом; на юге — с Москвой и включал в себя Лианозово, поселок Вагоноремонт и Бескудниково; на западе — с Химкинским, а на востоке — с Мытищинским районами. Руководство района — райком КПСС и Исполком депутатов трудящихся, а также райком комсомола, размещались в бывшей помещичьей усадьбе у Долгих прудов, где теперь находится детский санаторий. Позднее все они переехали в новое здание на улице Циолковского, которое после расформирования Краснополянского района было превращено в Дворец пионеров.
Общим руководством комсомольской организации района занимался райком ВЛКСМ, в котором было 6-7 штатных сотрудников с нищенской зарплатой. Например, секретарь райкома получал в тарифах 1991 года 120 рублей. Рабочим органом было бюро райкома в составе 11 человек, которые избирались на районной конференции и пленуме РК и работали на общественных началах. Как правило, ими становились секретари наиболее значительных комсомольских организаций.
Крупнейшими комсомольскими организациями района были ДМЗ, МФТИ и Лианозовский вагоноремонтный завод (так тогда назывался нынешний радиотехнический завод). Численность комсомольской организации ДМЗ составляла 1200 человек, а структурно она состояла из цеховых и отдельских организаций. Возглавлял комсомольскую организацию комитет комсомола в составе 13-15 человек во главе с секретарем, который не был освобожденным работником: половину рабочего дня он работал по месту своей основной работы на заводе. Я, например, был тогда начальником техбюро сборочного цеха.
Чем же занималась комсомольская организация завода? Деятельность ее была весьма многогранна и охватывала производство, отдых молодежи, спорт, учебу, шефскую работу и пр. Но буду вполне конкретен и расскажу все на примерах из жизни комсомольской организации тех времен. Мне не хотелось бы, чтобы мои воспоминания были похожи на отчет секретаря комсомольской организации, но ведь излагать надо конкретные факты, чтобы сложилось правильное впечатление о жизни молодежи.
Итак, главное, что ждала от нас дирекция завода, это помощь в производстве по работе с молодежью, которая составляла значительную часть коллектива. Освоение новых специальностей, обеспечение высокой дисциплины и производительности труда и безотказного качества - вот основные направления работы. Не буду идеализировать результаты нашей деятельности, но соревнование комсомольско-молодежных бригад, проведение слетов молодых передовиков производства с вручением премий и подарков безусловно сыграли заметную роль. Мы отслеживали заработки молодых рабочих, которым, чего греха таить, мастера поручали не самую выигрышную работу, и через администрацию цехов поправляли положение. Работа комсомола завода значительно оживилась, когда в 1953 году на завод была принята большая группа молодых специалистов — инженеров и техников, которые стали костяком инженерной мысли.
Следующим очень важным направлением работы комсомольской организации ДМЗ была организация учебы молодежи. В те годы основная масса юношей и девушек имела 7-8 классов образования, а многие 5-6 классов. Задача получения всеобщего среднего образования только ставилась руководством страны. Низкий уровень образования был несовместим с производством новой сложной техники: шел брак, затягивались сроки выпуска изделий. Кроме вечерней школы рабочей молодежи (вспомним прекрасную картину "Весна на Заречной улице") руководством завода был построен авиационный техникум, в котором, кроме того, был открыт филиал Всесоюзного машиностроительного института. Но помимо материально-технической задачи необходимо было решить чисто человеческую, психологическую задачу воспитания в молодежи стремления к получению образования. Этим и занималась комсомольская организация ДМЗ. Тысячи молодых людей получили высшее и среднее образование в скромном красном здании на площади Собина и вошли во взрослую жизнь грамотными специалистами.
Важнейшим делом комитет комсомола ДМЗ в те годы считал организацию свободного времени, отдыха молодежи. Эти задачи стремились решить через приобщение молодежи к культуре и спорту. От предыдущих поколений комсомольцев нам не досталось каких-либо традиций, поэтому некоторые из них пришлось устанавливать самим. Одна из них — проведение заводских спартакиад. Немало трудностей стояло на нашем пути: отсутствие спортивных сооружений (за исключением футбольного поля), спортивных секций (процветали только футбол и городки), отсутствие навыков физической культуры у молодежи. Дело подчас доходило до смешного. Например, на парад первой летней спартакиады завода многие девушки отказывались выходить в спортивных трусах, так были они по-деревенски застенчивы. Заводской стадион располагался тогда прямо перед Домом культуры на нынешней площади Собина и месте расположения здания техникума, которого еще не было. В связи со строительством техникума пришлось перенести стадион, что было выполнено методом комсомольско-молодежных воскресников, так же как и строительство стрелкового тира, т.е. во внеурочное время. В те годы в жизнь молодежи вошли волейбол, лыжные гонки, беговые коньки, велосипед, стрельба, штанга, а впоследствии — водные лыжи. Развитие велосипедного спорта во многом обязано большому энтузиасту, мастеру спорта Юрию Лузину, который многие годы работал тренером этой секции, совмещая ее с работой на заводе. Многие еще помнят имена наших ведущих волейболистов: В. Гузеева, И. Хаинсона, И. Костину, Е. Кувшинова и др. Команды этих секций успешно выступали на областных и республиканских соревнованиях.
В те годы в Доме культуры функционировало несколько кружков художественной самодеятельности: драматический, хореографический, пения, изобразительного искусства. Помню, что спектакль "Светит, да не греет" пользовался успехом не только у долгопрудненцев, но и зрителей Москвы и Московской области, где драмколлектив бывал с гастролями. Главные роли исполняли В. Каплан, В. Попов и др. Публика всегда была рада послушать отличное пение Нины Ермаковой, кстати, комсорга цеха 5, Гали Дмитриевой и Лили Блиновой. Стремясь расширить круг участников самодеятельности, комитет комсомола, совместно с правлением ДК "Вперед", начал проводить ежегодно смотры художественной самодеятельности цехов и отделов, которые становились хорошими самобытными концертами. Это стало традицией.
Но молодежи необходимо было более свободное общение, что обычно происходило на танцевальных вечерах. Профком и правление ДК всячески стремились отказаться от них, т.к. там нередко затевались пьяные драки. Мы не только взяли под свое шефство эти танцевальные вечера, выделяя для этого дежурные комсомольские группы, но пошли и дальше: стали проводить новогодние и первомайские молодежные костюмированные балы, которые продолжались всю ночь до утра и на которых были не просто танцы, а целая художественно-развлекательная программа: концерт московских артистов и художественной самодеятельности, конкурсы, кино, игры. Очень похоже на картину "Карнавальная ночь", но начали мы раньше Э. Рязанова, да и Огурцова, к счастью, у нас не было. Организовать такой бал было очень непросто, и в его подготовке и проведении участвовал весь комитет комсомола. Каждый член комитета отвечал за конкретное дело — концерт, игры, порядок на балу, буфет и т.д. В ту ночь нам отдыхать, конечно, не приходилось.
Такая наполненная жизнь была возможна только благодаря тому, что в комитет комсомола тогда собрались очень интересные, инициативные и ответственные парни и девушки. Я не могу не назвать их имена: технологи В. Павлов и Г. Дмитриева, конструкторы Н. Травова и А. Петрухин, плановик М. Романова, контролер А. Серегина, рабочий П. Гуленко, диспетчер А. Клещеев. Мы не делали через комсомол карьеру, хотя это было возможно. Наоборот, это подчас мешало нашей карьере, ибо отвлекало от основной деятельности. Нам просто нравилось быть полезными людьми, находиться в гуще молодежных событий. Но навыки организации крупных мероприятий, умения общаться с людьми, ох как помогли мне вскоре, когда меня назначили начальником цеха, в котором работало 400 рабочих и ИТР. Нас сплачивала дружба и чувство долга перед молодежью завода. Были, конечно, и комсомольские холостяцкие пирушки, чаще всего у меня дома, на которых мы очень много пели под баян Виктора Дунаева и танцевали. Но ничего подобного, что было впоследствии показано в кинофильме "ЧП районного масштаба", у нас и в помине не было. Обстановка была очень чистая. А что отображено в этом фильме, появилось позднее, в растленные брежневские времена.
Но и нам, комсомольскому активу, иногда перепадали приятные подарки. В хрущевские времена — в 1956 году — был открыт для народа Кремль, и для молодежи был устроен большой бал-маскарад, в котором приняла участие делегация нашего района. Помню, что одет я был почему-то в зеленый шелковый китайский костюм. Может быть потому, что китайская революция была тогда очень популярна в стране. В тот вечер я впервые походил по мрачным царским теремам XVII века, послушал концерт выдающихся советских актеров и вдоволь натанцевался в прекрасном Георгиевском зале. Особенно запомнился популярный оперный певец И.С. Козловский. А затем экспромтом началась самодеятельность комсомольцев. Вышла на сцену и группа из нашей делегации и спела "Я под горку шла, тяжело несла". Это была потеха. Рядом со мной стоял прославленный летчик, трижды Герой Советского Союза Иван Кожедуб и "помирал" от смеха.
Кроме описанных дел комсомольцам приходилось участвовать в хозяйственных делах: сбор и сдача металлов (деньги поступали на нужды комсомольской организации), шефская помощь колхозу "Озерецкое". В нем мы посадили яблоневый сад, каждый год занимались силосованием кормов, изготавливали десятками миллионов торфоперегнойные горшочки для выращивания рассады капусты. И все делалось, кроме горшочков, в выходные дни, а тогда он был единственным в неделе — воскресенье. Много сажали в городе деревьев и кустарников, которые теперь делают наш город таким зеленым — тогда в горсовете не было соответствующей службы. Очень запоминающейся была поездка в 1956 году на целину, на уборку первого большого урожая в Кустанайской области. От Краснополянского района был сформирован комсомольско-молодежный отряд в 200 человек, руководителем которого обкомом ВЛКСМ был назначен я, как член обкома. От завода поехало примерно 20 человек. Ехали, как во время войны, в товарных вагонах, жили на целине эти два месяца, как на фронте — в землянках и больших армейских палатках, работали на уборке пшеницы, как крестьяне — от зари и до зари, питались поначалу, пока не добились изменения положения, как китайцы — одним рисом. Но жили весело, не унывая, и вспоминаем это горячее лето с теплыми чувствами. С освоением целинно-залежных земель связано еще одно дело. Первые добровольцы поехали туда в 1954 году буквально в голую степь, быт не был подготовлен. И вот тогда комсомол страны провел сбор и посылку подарков целинникам. Комсомольцы ДМЗ изготовили и закупили много полезных для новоселов предметов: цех 17 наштамповал из нержавеющей стали ложки и вилки, цех 25 изготовил тумбочки и шахматные доски и закупил фигурки. Послали приемники, проигрыватели, часы, музыкальные инструменты, книги и многое другое, что было закуплено на наши, комсомольские деньги.
Еще одна страница комсомольской жизни связана с оказанием помощи милиции. В начале 50-х годов Долгопрудный представлял собой барачный поселок. Кирпичными были только так называемые итээровские дома и три первых новых дома на Октябрьской улице. Жили скученно, трудно. Бандитизма, правда, не было, но пьянство и хулиганство были рядовыми явлениями. Запретов на выпивку в столовой и забегаловках тогда не существовало. Разгул там подчас стоял, как в царских кабаках. Названия забегаловок — экзотические: "Рваные паруса", "Слезы женщины" и т.д. Ссоры, драки, мат. И действительно, сколько горьких слез пролили матери и жены в те годы! Для помощи милиции при комитете комсомола работала бригада содействия милиции — бригадмил, которая и занималась этими весьма неприятными делами. И не без успеха!
С тех времен память сохранила еще одно не совсем ординарное дело. Завод, как выпускающий оборонную продукцию, обладал многими ценными материалами и приборами. К нам поступили сведения, что немало разворовывается и выносится с завода, а охрана то ли "спит", то ли в доле. И вот тогда решили мы провести операцию по проверке возможности выноса с завода ценных предметов. Операцию проводили тайно, знали о ней только директор завода И.В. Дорошенко, секретарь парткома С.Ф. Кислицин и я. Ну и, конечно, те десять комсомольцев, которые осуществляли вынос. Операция была проведена за один час, все предметы, пронесенные через проходную, сложены в парткоме на длиннющий стол заседаний. Никого охрана не остановила. Чего тут только не было: различные ценные материалы, инструмент, бухта бесценного тогда телевизионного кабеля, даже почти двухметровый лонжерон от стабилизатора ракеты. Когда пригласили в партком И.В. Дорошенко, то, даже зная его крутой нрав, я испугался его бешеной реакции. Голов полетело тогда немало, охрану и службу режима здорово почистили, порядок все-таки навели. Но и до меня чуть не добрались "органы" (туда успел пожаловаться заместитель директора по режиму на самоуправство и "подкоп" со стороны комсомола): приехали сотрудники КГБ СССР и хотели получить от меня объяснения. Бог знает, чем бы встреча с ними закончилась, если бы меня не защитило руководство.
Примерно тогда же было установлено, что два молодых инженера, комсомольцы, участвуя в уничтожении на предприятии списанных приборов и изделий, фактически их не уничтожают, а наиболее ценное уносят домой. Я не буду называть их фамилии — дела давно минувших дней. Но и тогда не обошлось без вмешательства Лубянки. По молодости их простили, но мы вынуждены были исключить их из комсомола. Тогда это было большое наказание, ибо закрывало должностной рост исключенному, как потерявшему доверие.
Запомнилось одно очень неприятное дело. Из КГБ пришло сообщение, что во время войны (а прошло уже 10 лет) один из наших комсомольцев (опять-таки опущу его фамилию), оказавшись в оккупации, был полицаем и участвовал в карательных операциях. Правда, сведений о том, что он сам кого-то расстреливал, не было. Да и было-то ему тогда всего 15 лет. Мы тщательно с ним разобрались. Он признался в своем вынужденном участии в полиции. Комитет комсомола исключил его из рядов ВЛКСМ.
Но были дела и чисто бытовые. Однажды пришла ко мне в комитет комсомола одна девушка и заявила, что один молодой человек с завода, комсомолец, долго ухаживал за ней, обещал жениться и соблазнил ее. Но теперь отказывается выполнить свои обещания, а она ждет от него ребенка. По тем временам это было ЧП, "аморалка", а с этим было строго. Я пригласил этого парня в комитет, и он, действительно, подтвердил все сказанное, но добавил, что он не отказывается жениться, но жить им негде. Поэтому и не женится. Пришлось мне пойти к директору и в партком — просить для них комнату, а с жильем тогда было очень тяжело. Тем не менее, не без труда и не сразу, но этот вопрос был решен. Семья была создана, и я знал этих супругов много лет — жили хорошо.
Каждый год в день рождения комсомола, 29 октября, проводились комсомольские вечера. На них приходили не только действующие комсомольцы, но и комсомольцы прошлых лет. Собирались, как правило, все бывшие секретари. Это стало традицией. Вот имена секретарей 50-х— 60-х лет: В. Фролов, О. Громыко, Г. Дмитриева, Ю. Сухотин, А. Коробов, Ю. Головин, К. Нижниченко.
Таковы факты из жизни комсомола ДМЗ, увиденные мною сквозь толщу почти 50-ти лет. Не все в комсомоле тогда было ладно: много было формализма, комсомольские собрания часто проходили скучно, т.к. не затрагивали интересующие молодежь проблемы, а были навязаны "сверху", посещаемость собраний была невысокой. Но я не думаю, что нынешняя молодежь может упрекнуть нас за те дела, о которых я поведал в своих воспоминаниях.
У нынешней молодежи много проблем. Больше и острее, чем у нас было. К ним относится и трудовая неустроенность, и отсутствие ясной перспективы дальнейшей жизни, и преступность невиданных ранее размеров, подчас бездуховность и бескультурье. Наркотики и проституция и т.д. Как молодежь справится со всем этим? Как войдет в зрелую жизнь? Создадут ли физически и духовно здоровое поколение россиян XXI века? Сохранят ли целостность нашей нации и страны? Для меня это нерешенные вопросы, а статистика говорит о резко ухудшающейся социальной, демографической и экологической обстановке. Вечерами я подчас вижу у бывшего теперь кинотеатра "Полет" тусующихся (слово-то какое придумали!) совсем юных девушек и парней. Рядом стоят шикарные иномарки (откуда они у этих юнцов?), из них гремит западная музыка, если ее можно так назвать, все хорошо и модно одеты во все иностранное, у всех во рту иностранные сигареты, в руках — бутылки пива и вина, а изо рта — мат, мат, мат... Что дальше? Кто поможет молодежи в этой новой, так неожиданно нахлынувшей жизни? Правительство? Да ему бы хоть пенсии и зарплату выплатить. Политические партии? Не заметно. Погоня за деньгами? Вот уж никогда. Молодежь сама должна подумать о себе.
8. Жизнь партийная
Сейчас, когда предано анафеме марксистско-ленинское учение, о роли коммунистической партии в жизни советского общества пишут и говорят только отрицательно, как о тоталитарно-идеологической машине, подавляющей всякое инакомыслие и диктовавшей народу свои правила жизни. Не стану вдаваться в дискуссию, сравнивать старые порядки с современными, но отмечу, что в таком одностороннем подходе заключены и правда и ложь. Из истории человечества известно, что все режимы власти, все религии были нетерпимы к инакомыслию, иначе не было бы костров католической инквизиции и Варфоломеевской ночи. А разве русские цари допускали другую религию, кроме православной?
История человечества — это история борьбы между богатством и бедностью, борьбы за достойную жизнь всех людей, а не только "избранных". В этой борьбе человечество прошло много вех. Одной из ярких вех является Великая Октябрьская социалистическая революция, без которой не было бы никакого "шведского" социализма. Это событие навеки останется величайшим подвигом российских народов. Не понимать это могут только ограниченные люди и те, кто далек от интересов широких масс трудящихся. Партия в революции играла решающую роль и, как в любом большом деле, наделала много ошибок. Мне сегодня хочется вспомнить, что из себя представляла партийная организация ДМЗ сорок лет тому назад, какую роль она играла в жизни людей. Мне это хорошо известно не понаслышке, а воочию, "изнутри", ибо в начале 60-х годов я трижды избирался членом парткома ДМЗ и заместителем секретаря.
Парторганизация ДМЗ, в которой тогда состояло более 1000 коммунистов, не была директивным органом для администрации завода. Но в то же время без решения парткома не принималось ни одно крупное решение администрации, касающееся жизни коллектива предприятия. Вот такая кажущаяся сложная ситуация, а на самом деле — своеобразный, как теперь говорят, консенсус, распределение прав и ответственности, проявление демократии по обеспечению контроля за деятельностью дирекции. Ныне подобных контрольных, работающих с широкой гласностью органов на предприятиях любой формы собственности не существует. Поэтому столько злоупотреблений и преступлений.
Партком, конечно, много занимался идеологическими вопросами повышения общественного сознания, воспитания и дисциплины в коллективе завода. Но все же главным содержанием его работы была производственно-хозяйственная сфера. На заседания парткома выносились самые разнообразные вопросы жизни трудового коллектива: о ходе производства, о техническом прогрессе, о подготовке к зиме, о шефской помощи совхозу и т.д. Ставились, как правило, не дежурные, хотя и таких хватало, а наиболее острые проблемы. Помню, произошло резкое падение объемов вводимой в эксплуатацию жилплощади. Мы заслушали на парткоме зам. директора по капстроительству обсуждение и критика были очень острыми. Причина в срыве программы строительства была тривиальна: отдел капстроительства вовремя не оформил для министерства необходимую документацию, отчего не было выделено финансирование. Они попросту "проспали". Выводы парткома были строгими, на что новый директор С.Ф. Кислицин реагировал весьма болезненно. Тем не менее через некоторое время дело было поправлено. Не менее напряженным было рассмотрение на заседании парткома вопроса об экономическом состоянии завода, поставленном на обсуждение в связи с невыполнением программы выпуска самолетов АМ-2М. Это было одной из мер по исправлению положения, хотя и недостаточной.
Таких примеров можно вспомнить немало.
Прежде чем заслушать какой-либо вопрос на заседании, создавалась временная комиссия из членов партии, очень тщательно и глубоко изучалось в службах и цехах положение дел. По ходу проверки вскрывалось немало недостатков, которые руководители стремились устранить еще до заседания парткома, во избежание партийного взыскания. Доклад-отчет руководителя как бы противопоставлялся и дополнялся докладом комиссии. Такой подход был, в определенной мере, гласным и весьма эффективным. Выводы и решения парткома были подчас весьма решительными, вплоть до отстранения руководителя от должности. Как правило, для принятия конкретных административных и хозяйственных мер выпускался приказ директора. Следует сказать и об отрицательных сторонах такого подхода в партийно-хозяйственной деятельности. Работа носила непостоянный характер, не все принятые решения впоследствии хорошо контролировались.
Но необходимо отметить, что в парткоме было только два освобожденных работника на ставках райкома партии — секретарь и его заместитель по оргработе. Вся партийная работа велась членами парткома завода и партбюро первичных организаций, членами временных комиссий на общественных началах, для чего этим коммунистам, при их большой производственной занятости, приходилось выполнять партийные поручения по вечерам и жестко уплотнять свой и так напряженный режим рабочего дня. Будучи заместителем секретаря парткома, я, например, первый год работал начальником цеха, а последующие два года — ведущим конструктором ОКБ.
Я глубоко убежден, что деятельность партийной организации положительно сказывалась на жизни коллектива ДМЗ. И говорю я это не в порядке ностальгии по ушедшим временам и тем потерям, которые произошли с наступлением новых времен. Я ничего не имел от партии, кроме дополнительных хлопот и даже материальных издержек: на партвзносы, которые я заплатил в партийную кассу за 36 лет, можно было бы купить автомобиль "Жигули". Аналогов деятельности партийной организации на современных промышленных предприятиях я не знаю. Теперь можно, конечно, уповать на рыночные отношения, на новые стимулы руководителей предприятий, но, думаю, это пустые ожидания, ибо нынешние руководители озабочены не столько эффективностью работы своего предприятия, сколько сколачиванием личного капитала. А вот тут-то и необходим жесткий контроль. Но этого нет ни по линии профсоюзов, ни по линии налоговой службы и полиции. Выполняется "главная" задача переживаемого нами периода — создание класса собственников.
Парторганизация ДМЗ занималась, как я уже упомянул, вопросами идеологии, воспитания, этики и морали. Это сказывалось не только в организации партийно-политической и экономической учебы членов партии и беспартийных, в руководстве многими общественными организациями, такими, как общество "Знание", Университет культуры, товарищеские суды при домоуправлениях. Парторганизация строго следила, как тогда говорили, за моральным обликом коммунистов. Запомнился такой случай, который на фоне нынешнего состояния морали кажется просто смешным. Группа старших руководителей завода (заместитель главного инженера Гурарий, главный механик Блох, главный энергетик Шорников и еще кто-то) как-то вечером после рабочего дня поехали несколько "расслабиться" от трудовых будней в ресторан Северного речного вокзала. Какой тут может быть криминал? За свои денежки, после работы, без голых девочек, как в случае с министром юстиции РФ Ковалевым. Но криминал нашелся, и "стукач" тоже: участники товарищеского ужина поехали на заводской машине и не явились на вечернее заседание к директору. Принять меры административного характера директор Дорошенко не имел права. Поэтому он попросил партком разобраться с веселой компанией в порядке партийной этики. И если все чистосердечно признались в "грехопадении", то Гурарий при всей своей сообразительности упорно твердил, что он пил только минеральную воду. За что и получил партийный выговор. Другие тоже, но получили взыскания полегче. И еще пример. Те пять бывших директоров других предприятий, что в 50-е годы оказались на ДМЗ, были в основном сняты не за развал работы, а за "аморалку": кто не совсем "чисто" строил свои дачи, кто увлекался девочками... Таковы были весьма строгие партийные правила жизни.
Описывая деятельность парторганизации ДМЗ 50-х — 60-х годов, нельзя не вспомнить о секретаре парткома Сергее Филипповиче Кислицине, который руководил парторганизацией с некоторым перерывом в течение восьми лет.
С.Ф. Кислицин пришел на завод после окончания МАТИ в 1948 году. Работал конструктором, начальником техбюро цеха, начальником КИСа. Это была нормальная карьера заводского инженера. Он был среди первых, кто перенес все сложности и тяготы освоения первых в стране ракет. КИС - выпускной цех завода, из него ракеты уходят в воинские части. Задача коллектива цеха - проверить действие всех бортовых систем ракеты и соответствие их требованиям технических условий. Естественно, что к КИСу накапливалось множество дефектов, которые надо было устранять. Технология проверки электрических цепей и действия бортовой аппаратуры была сначала настолько архаичной, что занимала не один день. Инженеры и рабочие только начинали познавать невиданную до сих пор технику. Поэтому подбор, учеба и расстановка кадров играли огромную роль. Надо было обладать огромной волей, выдержкой и талантом организатора, чтобы руководить цехом в тех условиях, выдерживать сложные отношения с военпредами, принимавшими продукцию.
В 1954 году С.Ф. Кислицин был избран секретарем парткома ДМЗ, партийная организация которого насчитывала около тысячи коммунистов. Это было почетное и ответственное назначение, и я считаю, что Сергей Филиппович достойно справился с этой важной работой. Партком завода в 50-х годах всегда был в курсе важнейших производственных задач, вовремя мобилизовывал коллектив на решение актуальных проблем, заслушивал на заседаниях парткома руководителей служб и вырабатывал решения, обеспечивающие выполнение поставленных задач.
Современные скептики верят только в силу денег и издеваются над энтузиазмом людей тех десятилетий. Им неведомо, что вера в идеалы, преданность делу, самоотверженность и чистота помыслов в те времена были движущей силой общества. Не деньги, а духовность вдохновляла тогда людей. Это качество общечеловеческое, людей, а не присущее только коммунистам. В связи с этим можно вспомнить революционных солдат Великой французской революции, громивших застарелые европейские монархии; красноармейцев Гражданской войны, отстоявших свою новую революционную свободу под натиском войск белой гвардии и четырнадцати государств Европы, Азии и Америки; можно вспомнить героический и почти безоружный Вьетнам, нанесший под огнем напалма поражение сильнейшей стране мира — США.
Партком ДМЗ в 50-е годы поддерживал среди коммунистов и всех работников завода высокий дух ответственности за порученное заводу важнейшее оборонное задание. Эта идеологическая работа тесно увязывалась с решением практических дел как на производстве, так и в социальной сфере. Важнейшей проблемой, которая начала быстро и решительно разрешаться, был слом бараков и переселение сотрудников завода в благоустроенные дома. Эта задача была решена к середине 60-х годов.
Мне вспоминается такой эпизод из жизни парторганизации завода. Было замечено, что часть коммунистов покидает общезаводские собрания, не дожидаясь их окончаний. На очередном партсобрании, которое, как всегда, происходило в Доме Культуры, Кислицин, который вел собрание, заметив поредевшие ряды, предложил провести повторную регистрацию коммунистов. Ушедших с собрания оказалось немало, причем многие из них были руководителями служб. На следующий день состоялось внеочередное заседание парткома по разбору, как тогда говорили, персональных дел коммунистов, ушедших с партсобрания. Заседание продолжалось с 17 до 24 часов. Все вызванные томились в "предбаннике", ожидая своей участи. Большинство получило серьезные партийные взыскания. После этого инцидента все поняли, что партком твердо руководит парторганизацией. Вопрос с дисциплиной коммунистов был положительно решен.
Но дальнейшая судьба С.Ф. Кислицина, как говорится, не заладилась. По моим наблюдениям человек, побывавший длительное время на партийной работе, терял не только свои профессиональные навыки специалиста - инженера, врача, учителя, но у него вырабатывалась особая система мироощущения и взглядов, особый бюрократический, оторванный от жизни стиль поверхностного руководства: заседания, решения, постановления, но очень слабый контроль за их реализацией. Возврат партработника к производственной деятельности часто проходил очень тяжело и кончался неудачей. Такое случилось с С.Ф. Кислициным.
Когда он вернулся непосредственно в производство и был назначен сначала главным технологом, а вскоре и директором завода, то это был совсем другой человек: у него ничего не получалось ни на одной, ни на другой должности. Коллектив завода не только потерял Красное знамя в социалистическом соревновании предприятий страны, но и перестал выполнять государственный план. К сожалению, как директор С.Ф. Кислицин не состоялся.
9. Водные лыжи
Есть в истории нашего города страница, которую нельзя отнести ни к героической, ни к трудовой, но многие жившие в городе в 60-е — 70-е годы наверняка хорошо ее помнят. Однако она жива только в памяти людей, ибо ничего материального не сохранилось. Впрочем, я не совсем прав: в Котовском затоне на берегу бывшей водноспортивной базы ДМЗ стоит, как памятник, стальной остров воднолыжного трамплина. Как уже понял читатель, речь идет о зарождении и развитии в Долгопрудном воднолыжного спорта.
Впервые я увидел воднолыжника в 1964 году. Зрелище было необычайное и захватывающее. Спортсмен скользил на специальных лыжах по поверхности воды, буксируемый быстроходным катером, отсекая от воды огромную стену струй и брызг. Все бурлило и клокотало в стремительном движении. Картина была восхитительной. Вскоре мне самому удалось попробовать прокатиться. Человеку, привыкшему "проваливаться" в воду при соприкосновении с ней, ощущение выхода на лыжах из воды и возможность передвигаться на ее поверхности были совершенно необычными. Я испытал эмоциональный подъем и радость владения своим телом в необычайных условиях. Вспомнились юность, прыжки с парашютом и полеты на планере. В результате я как мальчишка "заболел" водными лыжами на многие годы, хотя в то время мне было уже 35 лет.
Осенью 1964 года мы с Юрой Махотенко, тоже сотрудником ДМЗ, организовали на заводе воднолыжную секцию, в которую вошло сначала порядка 15-ти человек. Этих ребят надо назвать персонально, ибо они были первыми и все до единого фанатиками: Олег и Игорь Мацепуро, Валера Романов, Стас Петрунин, Адик Мамичев, Толя Горегляд, Юра Данилов, Женя и Таня Тумпаровы, Коля Сорокин, Нина Оханова, Эля Хахалина.
Мы начали буквально с пустого места: не было ни катера, ни лыж, ни специальных резиновых костюмов и спасательных жилетов, ни воднолыжной слаломной трассы и трамплина. И самое интересное было то, что ничего из перечисленного в стране не производилось. Наш воднолыжный спорт делал первые шаги, в 1964 году состоялся первый чемпионат СССР, в проведении которого оказал решающую помощь первый космонавт Ю.А.Гагарин — член президиума Всесоюзной федерации. За рубежом чемпионаты проводились уже 20 лет, а первые воднолыжники появились еще в середине 20-х годов.
Нам предстояло сделать все своими руками, т.к. валюты для закупок за рубежом у нас не было. За работу взялись дружно. За зиму члены секции не только разработали чертежи трамплина, слаломной трассы и лыж, но и изготовили их на заводе. Основной трудностью стало приобретение катера-буксировщика: катеров, отвечающих требованиям воднолыжного спорта, в стране не выпускалось. Нам удалось уговорить директора завода М.А. Ильина выделить немалые средства на покупку катера со скоростью 42 км/час. Но надо было 57 км/час. Необходим был более мощный двигатель в 200 л/с. Но такие двигатели ставились только на правительственные автомашины "Чайка" и нам были недоступны. Тогда мы написали письмо Ю.А. Гагарину, и он помог достать нам двигатель ЗМЗ-53 мощностью 115 л/с. Доработав катер, мы установили в него этот двигатель и получили скорость катера 54 км/час. Для начала этого было достаточно. Катеру дали имя "Железняк" в честь героя гражданской войны, нашего земляка из деревни Федоскино, матроса А. Г. Железнякова. Впоследствии мы приобрели двигатели "Чайка", и вопрос о требуемой скорости был решен: в распоряжении секции появились катера "Воднолыжник", "Атака", "Штурм".
С весны 1965 года в секции начались регулярные тренировки. Первым тренером стал технолог завода Саша Павлючков, который к тому времени уже имел некоторый воднолыжный опыт. Тренировки проходили увлеченно и продолжались чуть ли не до первого снега.
Осенью 1965 года в Котовском затоне мы провели наши первые соревнования — чемпионат города и ДМЗ, на которые пригласили и московских спортсменов. А со следующего года секция учредила для московских и подмосковных воднолыжников свои соревнования — мемориал А.Г. Железнякова с переходящим кубком, который изготовила Федоскинская фабрика лаковой миниатюры. Наша спортсменка Женя Тумпарова выяснила, что еще жива супруга легендарного героя — Елена Николаевна Винде. Она разыскала ее в Москве, на бульваре матроса Железняка, и с тех пор Е.Н. Винде ежегодно приезжала на наши соревнования и вручала награды победителям.
Эти соревнования в Котовском затоне, а также показательные выступления воднолыжников по поводу различных праздников проводились ежегодно и собирали многочисленных зрителей по обоим берегам затона. Спортсмены показывали стремительный слалом, захватывающие прыжки с трамплина, демонстрировали сложные элементы фигурного катания, групповые пирамиды и езду без лыж на голых пятках. Это был радостный спортивный праздник!
Первый крупный спортивный успех пришел в 1969 году, когда сначала Таня Тумпарова в многоборье и Игорь Хренов в слаломе на одной лыже стали чемпионами России, а через месяц Игорь завоевал титул чемпиона СССР. Автор этих строк, как тренер, был награжден медалями "За подготовку чемпиона". Вообще все мы — первые воднолыжники, беспредельно влюбленные в спорт, — не могли ограничиться только самим процессом тренировок и соревнований. Мы были и тренерами, и организаторами, и судьями, и разработчиками спортинвентаря, а многие из нас и спортивными журналистами и комментаторами. Тогда в стране не было ни одного учебного пособия по водным лыжам. Когда был накоплен определенный опыт, в 1977 году мне в соавторстве с мастером спорта из Ленинграда Ю. Жуковым удалось написать и выпустить в издательстве "Физкультура и спорт" первую в стране книгу "Воднолыжный спорт".
Первый состав долгопрудненской секции был уже не молод — всем было в районе тридцати лет. Спортивной перспективы у нас не было, но мы и не ставили такой задачи — мы радовались приобщению к новому виду спорта. Но без нас нельзя было обойтись, ибо дело начиналось с "чистого листа", и все надо было самим достать, придумать, спроектировать, организовать. Уже через год-два мы начали прием в секцию детей, сначала с 12-15 лет, а затем и с 8-ми. Мальчишками пришли в секцию Володя Тарасюк, три Сергея — Антонов, Колчин и Шляхов, Женя Тарасов. Все они стали впоследствии мастерами спорта СССР. Но не только это было важно: мы, их старшие товарищи и наставники, стремились, чтобы они получили хорошее воспитание и образование. И ребята оправдали наши надежды: С. Антонов и В. Тарасюк окончили МАИ и пришли работать на ДМЗ, С. Колчин стал врачом, Е. Тарасов и С. Шляхов окончили институт физкультуры.
Но долгопрудненские воднолыжники сыграли в российском и всесоюзном спорте не только спортивную, но и заметную организаторскую роль. Дело в том, что тогда не существовало ни Московской областной, ни Российской федераций, а следовательно, нельзя было проводить официальных соревнований, присваивать спортивные разряды, готовить судей, налаживать нормальное общение воднолыжников на высоком уровне, вплоть до организации международных соревнований. За эту, в общем-то, неблагодарную работу взялись мы с Ю. Махотенко. Уже зимой 1965-1966 гг. были созданы федерации воднолыжного спорта Московской области и России. Правда, пришлось походить по кабинетам высокого спортивного начальства — многие не хотели заниматься новым, столь экзотическим и дорогим видом спорта и делиться с нами финансами. Но мы добились своего, и с 1967 года начали регулярно проводиться чемпионаты России и области. Меня избрали руководителем воднолыжного спорта Российской Федерации и Махотенко — председателем коллегии судей.
Сборная команда Российской Федерации впервые получила возможность выступить на чемпионате СССР и проводить тренировочные сборы в теплых краях — Сочи и Краснодаре. Мы с Ю. Махотенко были избраны в президиум Всесоюзной федерации, где защищали интересы российского спорта, разработали спортивную классификацию на новых принципах: присуждение спортивных разрядов и званий мастеров спорта теперь стало зависеть не от занятого на соревнованиях места, а от показанного результата в метрах в прыжках с трамплина и взятых на сломанной трассе буев. Объективные показатели способствовали прогрессу спортивных результатов. Наладилась повседневная работа с Ленинградской верфью спортивного судостроения, в результате чего стал выпускаться катер-буксировщик. В Таллине началось производство водных лыж высокого качества.
Российская Федерация первой в СССР установила международные спортивные контакты сначала с Финляндией, затем с очень сильной командой Англии. Наши спортсмены, тренеры и судьи многому научились в совместных соревнованиях и семинарах с командами этих стран. Это позднее появились такие выдающиеся российские спортсмены, как Наташа Румянцева из Дубны, ставшая многократной чемпионкой мира и Европы. А тогда, в конце 60-х — начале 70-х, мы были начинающей "зеленью".
Значительный вклад в развитие воднолыжного спорта СССР и России внесли и долгопрудненские судьи Ю. Махотенко, Б. Бакштанский, Г. Глебов, а также автор этих строк, которые участвовали в судействе всех крупнейших соревнований, были главными судьями чемпионатов СССР и РСФСР, международных матчей. Всем нам было присвоено звание судей всесоюзной категории. Был разработан ряд приборов для судейства соревнований, созданы новые правила воднолыжных соревнований. Вся работа выполнялась на общественных началах, без какой-либо оплаты. Единственной наградой нам было то удовольствие, которое мы получали, мчась на лыжах по водной глади, обдуваемые свежим упругим воздухом под горячим ласковым солнцем. Да еще поездки по нашей большой стране на соревнования, спортивно-тренировочные сборы и семинары. Мы познакомились со многими городами, их культурой и людьми. Водные лыжи тогда осваивали в самых различных точках страны: Киеве и Владивостоке, Таллине и Братске, Риге и Вильнюсе, Минске, Днепропетровске, Свердловске, Сочи, Ленинграде, Саратове и многих других больших и малых городах.
Мы, долгопрудненцы, мечтали тогда о постройке в Котовском затоне стационарного воднолыжного стадиона. Целый ряд необходимых предпосылок для этого уже был: прекрасная акватория в черте города, накопленный опыт работы, созданная техническая оснащенность, благожелательное отношение руководства города и ДМЗ. Однако история пошла иным путем, настало другое время, в котором не осталось места романтике и увлечениям, бескорыстию и товариществу.
Я часто прихожу погулять на берег Котовского затона. Тихо. Давно не видно на воде стремительной фигурки воднолыжника, нет суеты спортсменов на берегу. Мертвечина. Я подхожу к "останкам" трамплина-ветерана, трогаю его проржавевшую сталь. И мы вспоминаем с ним нашу счастливую шумную молодость, спортивные увлечения и азарт, славу былых побед и горечь поражений. Все ушло в прошлое. Тоскливо и горько за порушенное дело. Моим внукам нет места в этом прекрасном уголке Долгопрудного. На что теперь убивают свое время городские мальчишки и девчонки?
Послесловие
По прошествии более чем тридцати лет трудно вспомнить все события и всех людей. Память человеческая несовершенна — прожитые годы заслоняют предыдущие. Да и рамки данной книги не позволяют сказать о многих товарищах по работе. Пусть простят меня за это! Надеюсь, что мои пробелы восполнят в своих воспоминаниях соратники тех лет.
Оглядываясь назад, подчас спрашиваешь себя: а нужна ли была наша напряженная работа, те жертвы, которое приносило наше поколение в 50-е — 60-е годы ради укрепления обороноспособности нашей Родины?
Размышляя над историей нашей страны и проводя аналоги с современным международным положением, понимаешь, что ничего не изменилось в отношении Запада к нашей стране: по-прежнему англо-саксы и германцы главнейшей своей задачей считают борьбу со славянством. В течение всего ушедшего тысячелетия они стремились не дать нормально развиваться славянам, тесня их на восток, прижимая к Уральскому хребту, отрезая от выходов к морю и открытому океану. Великая Россия все же смогла решить свои исторические задачи, а Советский Союз стал одной из двух мировых сверхдержав. Однако правление Ельцина свело на нет былую мощь и международное значение нашей страны, ввергнув ее народы в небывалые лишения. И сейчас, когда международный жандарм — НАТО нанес тяжелейший удар по Югославии, предки которых являются нашими прародителями, осознаешь, что это для натовцев может стать генеральной репетицией перед военным ударом по истощенной России.
По-прежнему в мире правит сила, и каждая страна должна иметь свою хорошо вооруженную армию, чтобы дать достойный отпор агрессору и отстоять свободу и независимость своего народа. Так что для меня совершенно очевидно, что усилия поколения середины прошлого века были совершенно необходимы. Люди, о которых я написал и о которых не смог упомянуть, достойно и мужественно прожили свою жизнь.
Надеюсь, что эти строки будут читать не только люди моего поколения, но и современная молодежь, которая в значительной степени деидеологизирована, аполитична, а часть просто непатриотична. Думаю, им будет интересно узнать, как 50 лет назад их отцы и деды, матери и бабушки без лишних слов и митингов создавали в Долгопрудном ракетный щит страны, обеспечивая независимость и величие своей Родины! Сколько пришлось им недоспать, недоесть, недогулять! И все-таки они были счастливы не только своим участием в великом деле, но и просто по-человечески: много читали, путешествовали по стране, любили и ревновали, ходили в концерты и слушали музыку, шутили, смеялись и мечтали о счастливом будущем.
Я неторопливо иду по городу моей молодости, моей зрелости и вот уже так некстати подкравшейся старости. Я вглядываюсь в его черты, исторические штрихи и новые приметы. Мчатся автомашины, галдит южными говорами многолюдный рынок, торопливо снуют пешеходы. Сколько людей! И все новые лица. Когда-то, гуляя по улицам города, я уставал раскланиваться почти со всеми прохожими, а маленькая дочка спрашивала удивленно: "Папа, неужели ты их всех знаешь?" Теперь не то. Все новые и новые лица. Вот памятная доска погибшим дирижаблистам, а на этом доме — космонавту Пацаеву, а здесь, в Доме культуры, в страшном 1941 году бойцы второй Московской стрелковой дивизии давали клятву биться с фашистами до победы, биться насмерть, если это потребуется. И от многих это потребовалось, в том числе — от летчика Собина. Как-то одиноко, хотя и горделиво, высится гранитный бюст К.Э. Циолковского. И хотя нашему городу, если считать с основания поселка дирижаблестроителей, всего лишь каких-то 70 лет, неужели это ВСЯ наша история?
Мало, очень мало примет, знаков о славной жизни города. Обидно за ракетостроителей, фактически создавших город, который не удостоил их ни одним приметным знаком, ни одним экспонатом в местном музее. А химики, камнеобработчики? Разве у них нет своей истории? А ученые всемирно известного МФТИ? Нет, не уважаем мы самих себя, своих предков, свою историю. Медленно текут вокруг города воды канала им. Москвы, но нет на его берегу памятника строителям, которые героически — одной лопатой и тачкой — создали уникальное творение и оставили его нам в вечное пользование.
Я обращаюсь ко всем, кто жив и помнит: давайте воссоздадим картины прошлого, давайте напишем Историю нашего города, поселений, находившихся издревле на его территории, нашего предприятия. Вспомните все, что пережили, принесите в музей все, что может быть интересным для наших правнуков, чтобы они могли сказать: "Так вот какими вы были, так вот как вы жили — страдали — любили!"
Народ без памяти, не дорожащий своей историей, обречен на исчезновение. Память и традиции формируют морально здорового человека, сближают и сплачивают людей, создают стабильность и уважение в обществе.
Проходит жизнь, навсегда уходят люди в небытие, а с ними и свидетельства их деятельности. Сколько друзей-соратников моей молодости уже ушло из жизни! Скоро некому будет рассказать о тех годах. Сгорят в печах секретные и несекретные архивы завода. Какая память останется потомкам о людях Долгопрудного XX века?
Друзья! Спешите! Времени осталось совсем ничего!
